– Так вот почему вы решили позвать на помощь бандита Хомахи…
– Да, операция предстоит жесткая, поэтому к нам приедет сам Омар Хомахи. Дальше это будет совместная операция повстанцев и его моджахедов.
– Вы собираетесь ликвидировать французского адмирала?
– Нет.
– Значит, хотите взять в заложники?
– Нет, – старик отвел выцветшие голубые глаза в сторону.
– Дядюшка Орион, минус сто от кармы.
– Ты о чем?
– Взяв командующего французскими войсками в заложники, мы укрепим мировое мнение, что туареги – very bad guys.
– Что?
– Согласно Женевской конвенции, захват заложников – военное преступление.
– Мадемуазель Медина, что-то у меня в горле пересохло. – Пожилой бедуин смотрел на нее не мигая. – Давай вернемся к костру и попьем чаю с вкусной пенкой, и я тебе расскажу, зачем нам встреча с адмиралом… Кстати, уверен, ему плевать на твою Женевскую конвенцию.
Старик быстро разжег новый костер. Она собрала мусор и остатки пищи после ужина, чтобы сжечь и закопать в песок.
– Дядюшка Орион, почему я прежде не видела ни вас, ни Орла?
Старик молчал и ворошил палкой костерок.
– Вы меня слышали?
– Да ты и не могла нас видеть. Еще недавно мы с Орлом сидели в Центральной тюрьме в столице Бамако.
Она чуть было не открыла рот от изумления. Ей, офицеру йеменской госбезопасности, пускай и бывшему, предлагалось похитить французского адмирала в банде с африканскими уголовниками. После такой операции (если останется жива и на свободе) она уже не сможет побывать на домашнем матче «Бенфики» в Португалии. И никогда не научится плавать, глядя на скандинавские фьорды. Отныне ее уделом будут колючки вокруг и одногорбые верблюды. И приговор к туарегскому чаю со сладкой пенкой – пожизненный.
– Наказание отбывали по тяжким статьям? – наконец спросила она.
– Да как сказать. – Во время долгой паузы старик пристально рассматривал ее лицо. – Я сидел по обвинению в терроризме… похищение людей и прочее. Часть срока отбыл в одной камере с бывшим премьер-министром Жаном Камбандой. Его посадили за геноцид девяносто четвертого года в Руанде. Но он хороший мужик оказался на самом деле.
– Дайте угадаю… Вас зовут Мохаммед Али Вадоусене?
– Это мое мусульманское имя, но по рождению меня зовут Орион.
– Я слышала о побеге по радио, когда ночевала у родственников. А за что сидел он? – она показала рукой на палатку.
– Мадемуазель Медина, вообще-то в тюрьмах не принято спрашивать, за что сидел…
– Мы пока еще не в тюрьме, дядюшка Орион.
– Он зарубил свою маму мечом, доставшимся по наследству от отца.
– Я прибегаю к Аллаху за помощью против шайтана во имя Бога Милостивого и Милосердного! – произнесла изумленная девушка. – По радио сказали, вы застрелили четырех охранников Центральной тюрьмы…
– Да, мы их застрелили! – Старик ткнул указательным пальцем в небо: – Аллах велик! Мне этих людей совсем не жалко. Первые годы я находился в одной камере с марокканскими уголовниками из Касабланки. Их было девятнадцать человек. Они отбывали срок за серийные убийства, изнасилования и бандитизм… И я, сидевший по террористическим статьям, для них был чужаком. Тюремная солидарность на меня не распространялась. Как я выжил в нечеловеческих условиях – сам не знаю. Повезло. Тюремщики видели, как надо мной издевались эти арабы. Но их это развлекало и даже веселило… На восемнадцатый год заключения… я тогда уже сидел в одной камере с бывшим премьером Руанды Жаном Камбандой… Во время прогулки в тюремном дворе я нашел кусок газеты и спрятал его, чтобы потом почитать… О Аллах! Впервые за долгие годы появилась возможность просто почитать газету! При обыске камеры тюремщики нашли этот листок и в наказание связали веревками мои руки и ноги. И не развязывали ровно три дня. Мадемуазель Медина, тебе когда-нибудь приходилось лежать в связанном состоянии долгое время?
