Настя открыла дверь, улыбающаяся и как будто похудевшая. Обнялись, поцеловались. У неё покрасневшие глаза – видно, устала. Таня растерянно потопталась с пальто в руках, не зная, куда повесить: один гвоздь занят вешалкой с зелёным пальто Насти, на втором висит чёрно-серый пуховик Мити.
– А мы только приехали! – сообщила подруга. – Устали как черти! Полдороги я везла, полдороги – Митюшка.
В доме было холодно из-за сквозняка. Обе форточки распахнуты. В комнате на полу стояли открытые чёрные сумки с вываливающимися мешками и свёрнутыми одеждами. На диване рядом с Таниной постельной кучей лежало перевязанное верёвкой розовое ватное одеяло, от которого веяло улицей, и растопырила уши подушка без наволочки в желтоватых пятнах. К стене прислонена гладильная доска с нарисованными пушистыми собачками.
– Ты видела мою машину? – спросила Настя.
– Ой, нет! Она перед подъездом?
– Да. «Жигули» белого цвета.
– Дорого стоила?
– Мы купили подержанную у знакомых. Нет, недорого.
– И ты сама вела её? – не могла поверить Таня.
– Да, вела! Несколько раз менялись с Митюшей.
– Удивляюсь, как ты решилась! Получить права, купить машину…
– Женщина за рулём – обезьяна в танке! – выкрикнул Митя шаблонную фразу.
Вместо ответа подруга весело сообщила Тане:
– Я ещё на мотоцикле хочу выучиться!
На кухне коробка с тортом, гроздь из трёх бананов и три зелёных яблока, мешок с отрубным печеньем, баночка клубничного варенья и свежие овощи: мытый картофель, мытая морковь, несколько луковиц и кочан белой капусты, обёрнутый в прозрачную плёнку.
– В местном магазинчике купили пельмешек и сосисок, – Настя кивнула на холодильник. – В морозильнике.
– Там ещё килограмм пельменей!
– Ну, ничего страшного, съедим!
– Съедим, конечно! – улыбнулась Таня. – Я и не думаю, что много пельменей – это страшно.
– Знаешь, Танюсик, я очень устала. Прямо сейчас бы спать завалилась. Ты не обидишься?
– А на что обижаться?
– Ну, не посижу с тобой…
– Спи, конечно! Сейчас постелем.
– Ты как, Митюш? – Настя обернулась на брата.
– Я… А я бы перекусил сначала!
Расправили на диване простынь, сверху накинули Танино одеяло, а Настино постелили на полу для Мити. Таня и Митя ушли на кухню наводить порядок и варить пельмени, а Настя сбегала в ванну, а потом прошмыгнула мимо кухни босиком в сорочке, щёлкнула выключателем.
Наедине с Митей Тане сделалось неловко и досадно на себя за неловкость. Ну почему она не способна сохранять спокойствие в присутствии мужчины? Тем более Митя даже не совсем мужчина, просто Настин брат, аж на четыре года младше Тани. У него до сих пор подростковые угри и усики жиденькие.
Пока кипела кастрюлька, Митя встал слишком близко от Тани – для него, наверное, комфортное расстояние, а девушке захотелось поскорее отстраниться шага на два. Но какое-то время сдерживалась: надо же себя воспитывать!
Потом сидели друг напротив друга, ели, разговаривали. А Таня боялась улыбнуться, прикрывала рот ладонью: вдруг заметит во рту разжёванный пельмень? Или вдруг губы испачкались в сметане? А ещё очень трудно вести беседу. Таня задаёт вопрос, смотрит отвечающему Мите в лицо, он смотрит на неё, а она почти не слышит ответа, не может сосредоточиться на словах. Напряжённо ловит Митин взгляд, напряжённо улыбается, кивает и боится, что Митя прекрасно видит её напряжение и догадывается, что она не слушает. Недаром его речь медленная, сбивчивая, с повторами: Танино невнимание, наверное, путает ему мысли.
