— Добрый день. Это Олеся?
— Да, а вы кто? — спросила девушка. — Если из полиции, то я ничего не помню, я еще вчера вашим парням сказала. Из меня свидетель никакой, я не слежу за дорогой.
— Из полиции? — не понял Богдан. — Нет, я по другому поводу. Могу я поговорить с Богданом Тимофеевым? Все утро звоню ему, но он не поднимает. Он на работу сегодня не вышел, — быстро нашел, что сказать он.
Олеся выдохнула в трубку:
— Богдан вчера погиб в аварии.
— Как погиб? — не сдержался от вопроса мужчина.
— Потерял управление и врезался в грузовик. Там вчера было жуткое месиво. Два грузовика и дюжина автомобилей.
— И кто виноват? — спросил Богдан в надежде, что не он.
— Полиция это выясняет.
— Понятно. Но вы говорите, что он врезался в грузовик?
— Да я откуда помню такие нюансы? Может, вы все-таки из полиции? — возмутилась Олеся.
— Нет. Когда похороны?
— На третьи сутки, как у всех примерных православных!
В трубке послушался один короткий гудок, и она отключилась.
Богдан откинулся на подушку. То, что Олеся жива это замечательно и судя по бодрому говору — не пострадала. А вот то, что виновником аварии является он — ужасно. Жуткое месиво? Неужели из-за него погибли люди?
Дверь в палату резко распахнулась, и в помещение ворвалась девушка с короткой стрижкой. Она подбежала к кровати, на которой лежал Богдан, и схватила больного в охапку, тихо причитая под нос:
— Вот что ты творишь, а? Решил меня тут одну оставить? А как я буду без тебя жить, не подумал?
Она отстранилась и взяла лицо Богдана в теплые ладони:
— Плохой мальчик! Очень плохой!
И, не заметив его удивления, снова прильнула, почти легла на грудь и прошептала:
— Эх, папка, папка…
От девушки пахло мятой и какими-то лесными ягодами, на ее руках звенели браслеты, а сама она была худенькая, как тростиночка. Богдан по-отцовски положил на нее широкую ладонь и погладил по спине.
— Ты же знаешь, как я тебя лю? Правда? — девушка подняла на него темно-зеленые глаза.
— И я тебя лю! — ответил Богдан, и его глаза увлажнились.
Лучшая месть человеку — это доказать, что ты можешь без него
Олеся взяла в руки телефон и увидела сообщение от Андрея.
Пробежав глазами по тексту, она вскочила с дивана.
Андрей все организовал, но совсем не так, как она ожидала. В сообщении было время, адрес, где состоится панихида, и адрес столовой, где потом будет организованы поминки. Она моментально набрала его:
— Хованское кладбище? Ты шутишь? — закричала Олеся.
— А ты какое хотела? Ваганьковское? А могилку между Есениным и Высоцким? — видимо, Андрею было смешно, он даже хихикнул в трубку. — Или мне надо было выбить место Богдану на Красной площади рядом со Сталиным?
Олеся была так шокирована, что бросила трубку, а через несколько секунд не сдержалась и послала любовнику сообщение: «Урод! Ненавижу!»
Она всякое могла ожидать, но то, что он пожалеет денег на похороны! Нет, это уже перебор.
Можно было бы, конечно, позвонить отцу и попросить его выбить место на другом, более солидном кладбище, но за это она должна будет приходить к ним, улыбаться, выслушивать нравоучения. Нет, ей точно сейчас не до этого.
Заказав из соседней пиццерии пиццу, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, она взяла записную книжку Богдана и прошлась по его знакомым. Когда курьер принес еду и она съела пару кусков, настроение чуть улучшилось, и Олеся принялась обзванивать друзей покойного мужа. Все выражали соболезнования, а когда она сообщала, где и когда он будет похоронен, почти все говорили, что это рабочий день и они постараются прийти, но не обещают.
