В этот момент Алёшенька зашёл на кухню. Набрав воду в чайник, поставил на плиту, греться.
– Алёш, кушать хочешь?
Сын покачал головой и уставился на журналиста.
– Это парень из газеты. Про тебя писать будет, – пояснила я.
Алёша усмехнулся, достал планшет с нарисованным надкушенным яблоком, и быстро набрал:
«Нечего про меня писать. Пускай проваливает!»
– Алёша. Ты что! Нельзя быть таким грубым! – укорила я.
«Льзя!», – написал он и пририсовал улыбочку.
– Эх, горемыка! – покачала головой. – Ты ж книжки читаешь и в школу ходил. Должен знать, что на «нельзя», нужно отвечать не «льзя», а «можно».
«Я запомню, мама. Пускай он уйдёт.»
– Уже скоро уйдёт, не переживай. Давай, кофе сделаю.
Пока делала кофе, заметила краем глаза, как Алёша ведёт себя с гостем. Сын сел на мой стул, пока ожидала, когда закипит чайник, и пристально разглядывал гостя.
Журналист протянул ему руку и представился:
– Никита.
Алёша посмотрел на конечность. Спрятал руки под стол, показывая нежелние рукопожатий.
Я цокнула языком и пояснила:
– Алёша не любит гостей. И на улицу редко выходит. Не дождёшься помощи от этого балбеса… – отвесила сыну лёгкий подзатыльник и заметила. – Побрился бы ты, что ли. А то борода, как у ксёндза. Или как у этого… который на острове один жил…
«Робинзон Крузо», – написал сын.
– Это ты знаешь. А вот что «можно» вместо «льзя» говорить надо – нет. Чудной, – усмехнулась я, а сердце защемило от страшной мысли.
Вот умру я.
И кому он нужен будет?
Ни семьи, ни детей. Присмотреть некому.
Я вздохнула и ещё раз посмотрела на сына.
Когда он родился, я знала, что он самый лучший ребёнок на свете. И если бы не афазия… он бы многого добился.
Это я виновата, что не досмотрела сына.
Теперь вот, ни работы, ни жены у него. Что ж поделать то…
Я поставила большую кружку кофе перед Алёшей и, погладив по голове, ласково спросила:
– Молочка может в кофе? С молочком вкуснее.
Алёша покачал головой, прямо-таки сверля свирепым взглядом парня-журналиста. Тот, в свою очередь, так же не сводил взгляда с Алёшеньки. Даже показалось, что у них какая-то война взглядов. Хотя с чего бы? Они друг друга в первый раз видят.
Алексей взял кружку и, отвернувшись, ушёл в свою комнату.
Журналист проводил его взглядом и спросил:
– А можно будет потом взглянуть на его комнату? Чтобы полностью и досконально описать характер вашего сына.
– Ой, да на что там смотреть? – отмахнулась я. – Книги, да прочая рухлядь, которую он с помойки притащил.
– А можно сделать несколько снимков, чтоб обратить внимание общественности на всю трагичность вашей ситуации? – улыбнулся парень.
– Ну, не знаю, – стушевалась я, – Алёша не любит, когда в его комнату заходит кто-то посторонний, вряд ли он вам разрешит.
– А что же было дальше? – заинтересованно спросил молодой человек, переводя тему.
– Дальше? Так… на чём я остановилась? Дальше Алёшка вернулся поздно вечером. На голове шишка. Объяснить ничего не может. Ехал, пишет, по дороге. Вдруг бац, по голове кто-то ударил и всё. Очнулся вечером в поле. Денег и паспорта нет. Кто-то из местных, видать, прознал про деньги, выждал, когда Алёша будет ехать один, да и обокрал. А деньги эти на свадьбу были, и чтоб новых родственников умаслить…
В дверь постучали, я пошла открывать. В пороге стояла почтальонка.
– Здорово, Даш.
Валя была человеком, всегда оказывающимся в центре каких-то событий. Сама того не желая, она засовывала свой длинный нос в чужие дела. По природе являясь лидером, Валька возглавляла клуб «Кумушек». Так мы называли за глаза женское трио сплетниц. Хочешь, чтобы новость облетела деревню? Скажи «Кумушкам».
