Наиболее частым следствием такого структурного непонимания являются «круговые дискуссии». Под круговой дискуссией я понимаю дискуссию, которая воспроизводит себя до бесконечности, воспроизводя в промежутке отсылку к изначальному несогласию. А именно стороны находят общий язык по некоторым деталям, вроде бы завязывается дискуссия, а дальше одна из сторон говорит: но мир-то иллюзорен. А другая: да вы что, он абсолютно реален. И спор начинается с самого начала. Я и видел множество таких дискуссий, и сам в них участвовал. И выходил из них, когда видел, что элементарно говорю в третий-четвертый раз одно и то же. Но просто выход на каждый новый виток дискуссии давал надежду на то, что теперь что-то изменится. Однако, виток оказывался неизменно иллюзорно новым, спор был типично круговым. Воспроизводя себя до бесконечности, он вел в никуда (сопровождаясь ростом раздражения сторон). В общем, всякая аргументация (влияние аргументации) имеет свой предел и упирается в некоторые изначальные позиции, которые, в случае, если они остаются неизменными, сводят всю аргументацию к нулю (аргументы не воспринимаются как аргументы). Поняв, где этот предел, нужно уметь остановиться, иначе скоро начнется «переход на личности».
Вот, часто со стороны людей, излагающих свои взгляды по тем или иным вопросам, можно ожидать таких высказываний: «Я готов выслушать критические замечания в свой адрес, но только мне хотелось бы, чтобы они были конструктивными». Иными, словами, конструктивную критику (то есть критику по существу) я принимаю, а неконструктивную – нет. Все это звучит замечательно, но вот если попытаться проанализировать, что скрывается за этой фразой, то поневоле начнешь сомневаться в искренности таких слов, тем более что и практика не подтверждает жгучего желания у кого бы то ни было выслушивать конструктивную критику. В чем же состоит суть проблемы? Да в том, что если критика является конструктивной, то она прямо опровергает того, кто излагает свои взгляды. Но для чего человек излагает свою позицию, для того, чтобы ее опровергли? Совсем не для этого; позиция излагается для того, чтобы ее приняли. Говоря же: «я жду конструктивных критических замечаний», человек фактически говорит: «я хочу, чтобы вы доказали мне, что я неправ». Это противоестественно.
Но как же тогда все-таки быть с феноменом критики, ведь ее благотворность не вызывает сомнений? Обратимся к человеку, который еще только пытается сформулировать какое-то положение. И вот, он его сформулировал, но потом подумал, и отбросил в сторону. Потом он переформулировал свое суждение и опять отбросил. Потом еще и еще раз, и допустим, все десять раз. А на одиннадцатый он таки сформулировал то, что хотел и уже спешит представить свое суждение на суд публики. Публика начинает судить: А как быть вот с этим-то? – спрашивает она. Так вот, крайне высока вероятность того, что вопрос публики касается какого-нибудь из тех моментов, который уже был критически осмыслен философом в процессе работы над своей темой. И что тогда? А тогда он с готовностью объясняет, как быть «с этим-то». Более того, в его изложении этот момент должен быть отображен вполне недвусмысленно, так что он может просто отослать спрашивающего к уже произнесенным им словам. Таким образом, всякая зрелая работа подразумевает целый ряд ответов на целый ряд вопросов критиков. И тот, кто проделал предварительную критическую работу, может довольно спокойно ожидать критики со стороны, поскольку уверен в ее «неконструктивности». Но это же самое спокойствие оборачивается лишь еще большим беспокойством в отношении критики конструктивной. И чем более зрелым является мастер, тем он должен болезненнее воспринимать именно конструктивную критику (даже саму ее возможность), поскольку она указывает на недостаточность той действительно серьезной критической работы, которую он проделывает.
