Теория войны и успешного мира - страница 2
Демонстрация своей военной силы в вопросах развития внешней политики как средство влияния стала применяться более интенсивно в период индустриализации. Это влияло на развитие собственной военной экономики, технологий и СМИ. При этом из-за того, что большие средства тратились на вооружение собственных армий, на благосостояние населения это влияло в обратной пропорции. В принципе, куда тратятся средства государства, для населения было не важно. Оно, население, никогда не имело статуса объекта соцзащиты, а больше рассматривалось как потенциальный объект контроля, налогоплательщик и источник мобилизационного «фарша». Иногда война была одним из способов уменьшения недовольных, которые не всегда находили себе место в структуре экономики государства. В те времена – да в принципе, как и сейчас – вопросы выживаемости населения в мирное время находились только в руках самого этого населения, а государство к этому старалось отношения не иметь. Безработица, как термин из социальной жизни, стала обсуждаться только в конце XIX века. В принципе, да и во многом такой подход – не снисходить до уровня проблем населения – остается и сейчас во многих государствах, которые считают себя современными, демократическими и экономически развитыми.
Может, это было ужасно с точки зрения современных прав человека, но бесконтрольное обладание собственным личным временем в СССР старались не допускать. Бездельников страна не терпела. Это государственное жесткое навязывание своих норм еще не оценено по-настоящему как огромное достижение общества. И хотя в этом также были перекосы и недостатки, многие еще позавидуют живущим в СССР, так как с работой становится все хуже, особенно в удаленных районах государства. А когда этими проблемами занимается государство, и не ради формальных показателей статистики, то многие проблемы решаются гораздо успешнее. Все, за что берется организованная группа государственных людей с четко поставленной задачей и финансированием, решается успешно. Что нельзя сказать о возможностях одиночек, особенно без наличия денег и информации. Имеем в виду решение проблем человека только своими силами.
Первые лица – а это, как правило, были монархи – всегда решали проблемы только собственного, высшего круга. И это понимали те, кто был по статусу значительно ниже, но сделать ничего в противовес не могли. Для монархов все, кто ниже рангом, не являлись чем-то материальным, особенно в мирное время, и о них думать было не принято. Пытающихся критически высказываться жестко пресекали. Только в моменты, когда приходили проблемы массового поражения – войны, эпидемии, погодные катаклизмы, это ставило и ставит многих лидеров, которые не всегда соответствовали уровню образования среднего индивидуума по обществу, в положение недоумения: «А что же делать в такой ситуации?» А так как опыта, да и особого желания беспокоиться обо всех не было, нужно было обеспечивать только собственную безопасность. Причина только одна – крики о помощи, доносящиеся от населения, мешают думать о спасении собственной персоны, и нужно что-то предпринимать. Это были действия, направленные не столько на помощь населению, сколько на снижение потерь от «путающихся под ногами» толп больных, беженцев, вынужденных преступников, занимающихся грабежом и мародерством.
Исключая должную заботу о подчиненных, мышление монархов и их подопечных можно сравнить как разницу в сообразительности у одногруппных животных, одни из которых живут в домашних условиях, а другие в природе. Те, кто в природе, всегда ищут способы решения своих проблем самостоятельно, а не ждут, что это за них сделают. Они хитрые, умные и решительные. Их задача – думать о выживании постоянно. «Одомашненные» же во многом тупят и живут только удовлетворением своих простейших интересов: сон, еда, ритуалы и игры. У них есть много свободного времени, которое можно потратить и на развлечения. Но они ничего не знают о каких-то там внешних проблемах. Тем более о наличии каких-то живых существ, обитающих за пределами своих стен. Проблемы тех, кого они не считают за своих, их не волнуют. Это «взаимовынужденное» соседство между монархами и населением, больше напоминающее ненависть, в таком виде дотянуло почти до середины XX века.