В зале наступила тишина. Авриг подошёл к столу и взял в руки перо. Писарь перевернул документ лицом к Авригу и пальцем указал место, где тот должен поставить свою подпись. Авриг замешкался. Его рука дрогнула. Но он знал, что выхода нет, и расписался.
Даже если кого-то из гайтов и не устраивало такое решение – это уже не имело никакого значения. Всё было решено.
А в спальных покоях, на высокой кровати, среди шёлка и бархата лежала женщина. В её комнате не было ни души. Казалось, не было и самой хозяйки, настолько тихо обитающей в ней. Лиловые шторы еле колыхались от приоткрытой форточки.
Женщина проснулась, тяжело открыла глаза и оглядела комнату. Она спустила одеяло, обнажив тонкую шею, едва видимую сквозь густые пряди волос. Она и их развела в стороны слабыми руками, будто ей было трудно дышать из-за них.
В комнату вошла служанка – крепкая бодрая Лэсс, с подносом в руке.
– Вам пора обедать, ваше величество, – она сделала лёгкий реверанс, подошла к изголовью кровати и поставила поднос на продолговатую тумбу.
– Я не желаю, Лэсс, – слабым голосом произнесла королева.
– Я прошу вас, пообедайте. Вы за три дня почти ничего не съели, – она помешала суп ложкой. – М-м-м, а запах какой! Гатир сегодня потрудился на славу. Сказал, что приготовит для вас особый суп и не обманул – пахнет пряными травами. Они из лечебного дома.
– Лэсс, почему сегодня так тихо? И где моя дочь, её с утра не видно? – Ниолма с усилием приподнялась и села повыше.
– Мне сказали, что её высочества Мирры не будет, – не сразу ответила Лэсс. Она стала неуклюже передвигать статуэтки на тумбе, словно они плохо стояли до неё.
– В чем дело, Лэсс? Ты сегодня очень странная… Да и всё вокруг странное. И эта тишина…
– О, это просто опять шайка гонтов учудила на улице. Вновь ограбили лечебный дом, вот все и сбежались туда.
– Да, но супруг пообещал отпускать лекарства гонтам в полцены и снизить налоги. Так почему же они продолжают заниматься разбоем?!
– Да, как же, сдержит он такое слово, – прошептала Лэсс, подходя к шторам.
– Что? Я не слышу тебя, Лэсс. Ты же знаешь, у меня и слух ослаб.
– Я говорю «всё так и есть», ваше величество. Но гонты всё никак не уймутся. Видимо разбой у некоторых просто в крови, – она раздвинула шторы. Солнечный свет залил комнату.
– Глупости. Они научатся жить честно, когда низкие налоги облегчат им жизнь.
Лэсс вздохнула и подошла к кровати.
– Не волнуйтесь, всё так и будет, – она переставила поднос на край кровати. – Вам помочь?
– Нет, спасибо. Я сама, – Ниолма равнодушно посмотрела на поднос. – Можешь идти. Когда дочь вернётся, попроси её сразу ко мне.
– Слушаюсь, ваше величество.
Лэсс сделала реверанс и вышла из комнаты. А королева засмотрелась в окно на голубое небо, позабыв о лечебном обеде.
Гириадон уже находился в своих покоях и успел сменить охотничий костюм на повседневную одежду. Он сидел на белоснежном диване, потягивая брол из кубка и задрав ноги на низкий столик. Дверь открылась нараспашку.
– Братик, ну и манера у тебя – врываться без стука, – Гириадон даже не посмотрел в его сторону, а лишь недовольно подвигал нижней челюстью, смакуя и проглатывая остатки брола во рту, от чего его острый подбородок поддался вперёд.
Эсигот ничего не ответил. Он подошёл к Гириадону ближе и встал напротив.
– Тебе известно, о каком решении шла речь на Совете? – Эсигот сжал руки в кулаки.
– Вообще-то – нет. Мы не успели на него вовремя, я и спрашивать не стал. Но, как я понял, опять каких-то гонтов вздёрнут, – видя, что его младший брат находится не в самом лучшем расположении духа, Гириадон убрал ноги со стола и наклонился вперёд. – Да что с тобой?
