Грейс вернулась на четверть века назад: вспомнила, как Лотти глушила в ванной джин и рявкала сквозь дверь на них с Реми – мол, отвалите! – а они хихикали у порога. Что сказала бы приемная мать о санузле в их с Дэном доме? Лотти… неотшлифованный алмаз, шлюха с золотым сердцем, как однажды назвал ее кто-то из знакомых. Банальные, ненавистные штампы! Какой смысл наводить тень на плетень? Впрочем, доля правды в тех словах имелась. Лотти была женщиной простой, однако в глубине души вполне положительной и любящей. Не каждая взяла бы сироту Грейси под свое крылышко.
Теперь государство активно вмешивалось в дела семей на начальном этапе, но Грейс осознала необходимость подобного подхода уже двадцать лет назад. Семью ныне считали основной строительной ячейкой общества – одновременно источником проблем и средством их решения. Интересно, что произойдет, когда эффект новой политики накопится, а сегодняшние подростки вступят в пору зрелости? Некоторые из них наверняка будут проскальзывать сквозь ячейки сети. Вероятно, природа их нездоровых побуждений изменится, а значит, ей как психологу надо будет приспосабливаться к новым реалиям. Впрочем, Грейс всегда обладала гибким умом.
Она выбралась из ванны и достала мягкое хлопчатобумажное полотенце. Окружающие всегда безошибочно угадывали, что Грейс не родной ребенок Лотти. Слишком хрупкая, бледненькая, к тому же светловолосая. Правда, Лотти никогда не считала ее подброшенным в гнездо кукушонком. Умерла она пятнадцать лет назад, и Грейс, насколько ей помнилось, горевала по приемной матери куда больше, чем по своей собственной.
– Привет, любовь моя! – крикнул из прихожей Дэн, и его звучный голос прокатился эхом по коридору.
Захлопнулась входная дверь, и Грейс, накинув халат, спустилась в кухню, где Дэн извлекал из холодильника две бутылки душевного модулятора. Разнообразные напитки, вызывающие улучшение настроения, обрели большую популярность с тех пор, как правительство шесть лет назад запретило употребление алкоголя. Дэн откупорил крышки и протянул одну бутылку жене. Вместе они были уже девять лет, однако у Грейс при взгляде на мужа до сих пор замирало сердце.
– Какая ты розовенькая, – улыбнулся он.
– Только вылезла из ванны. – Грейс глянула на этикетку бутылки. Ага, «Релакс и перезапуск», то, что надо. – Что нового в мире журналистики, мистер «НьюсФлекс»?
Она улыбнулась, облокотившись о стойку. Дэн подошел к ней вплотную и прижался всем телом. Разница в росте между ними была добрых тридцать сантиметров, поэтому Грейс уткнулась носом мужу в грудь, прислушиваясь к стуку сердца. Втянула его аромат – сосна и сандал.
– Что может быть нового у репортера, если жена работает в компании, вызывающей массовые протесты?
– Эй, мой уровень тут ни при чем!
– Твой, может, и ни при чем, а вот терапия отвращением точно не даст мне ни малейшей передышки. Не всегда поймешь, кто ее поддерживает, а кто порицает – столько крика с обеих сторон.
Грейс скорчила рожицу и отхлебнула из бутылки, пытаясь прогнать воспоминания о том, что видела в клиническом отделении.
– Если серьезно, веду одно расследование…
– Ах-ах-ах, наш разъездной корреспондент Дэн Гуннарссон разгадывает мрачную тайну! Ну, выкладывай.
– Не сейчас. Давай закажем готовые блюда в доставке и уютно устроимся на диванчике, – предложил Дэн, поцеловав ее в макушку.
– Подкрепиться не помешает, – вздохнула Грейс.
