Пажи чинно вносили одно блюдо за другим, и сам король указывал, на какой стол его подать, отдавая таким образом особую честь каждому гостю. Непринужденность поведения короля пленяла всех присутствующих на пиру.
Наблюдая за королем, которому не исполнилось и сорока лет и который одаривал своей улыбкой красивых дам, бросающих на него свои красноречивые взгляды, папа подумал: «Король явно наслаждается тем, что проникает в чужие сады и пьет из разных источников».
Пищу вкушали в тишине, перебрасываясь изредка лишь короткими репликами, – в присутствии столь знатного гостя разговоры считались неуместными.
Приглядываясь к папе, король подумал, что этот властитель более мирской, чем духовный. Склонный к интригам, Климент VII был рослым, красивым мужчиной, похожим на своего отца Джулиано Медичи, любимого родного брата Лоренцо Великолепного. Этот величественный красавец с сухощавым лицом, прямым носом, круто выгнутыми черными бровями был холоден, мало улыбчив и высокомерен.
Наверняка он интриговал так искусно, что папа Лев X объявил незаконнорожденного Джулио законным сыном своего отца, ссылаясь на то, что брат Лоренцо Великолепного готов был жениться на матери Джулио и что только смерть Джулиано от руки убийцы помешала состояться этому браку. После того как происхождение Джулио было узаконено, его назначили кардиналом, а после смерти Адриана VI – папой.
Во время пира король и папа учтиво улыбались друг другу, довольные завершившейся сделкой.
Дофин также был удостоен пристального внимания папы. Климент VII отметил, что этот пятнадцатилетний юноша прекрасно осознает, к чему обязывает его высокое рождение и титул, знает, что родился он по воле Господней, дабы стать выше всех людей, и, что когда пробьет час, он будет как суверен управлять целым государством, научен следить за выражением своего лица и каждым жестом, старается сохранить уверенность в себе, чтобы не позволять никому забыть, кто он есть.
«А вот средний сын в отличие от старшего не наделен даром скрывать свои чувства, но это теперь не имеет никакого значения, – усмехнулся Климент VII. – Гонец уже отправлен во Флоренцию за Екатериной, чтобы она немедленно собиралась в путь».
Время свадьбы Екатерины стремительно приближалось, а хлопот хоть отбавляй! Приходилось принимать портных и примерять платья, давать заказы на роспись сундуков для приданого, выбирать лучшие ткани, серебряные и золотые украшения, посуду – приданое невесты из рода Медичи должно соответствовать ее высокому положению. И только когда из Марселя от папы прибыл гонец и Алессандро сообщил, что надо срочно собираться в дорогу, она очнулась от сиюминутных забот, комок подкатил к горлу, и она разрыдалась.
На лице Алессандро застыла торжествующая улыбка – единственную законную наследницу ловко убирали с его дороги.
– Святой отец обеспечил твое блестящее будущее, дорогая Екатерина.
– И когда отправляться в дорогу?
– Послезавтра и ни на один день позднее, – ответ звучал как приказ.
Тотчас забыв о ней, новоявленный правитель Флоренции покинул роскошные покои во дворце Медичи.
После ухода Алессандро у Екатерины появилось предчувствие, что она никогда больше не увидит Флоренцию. С этой минуты час ее отъезда из любимого города неумолимо приближался. Она прекрасно понимала, что ее, сироту, использовали как заложницу политических интриг и выгодно продали. Но будет ли это замужество счастливым для нее? Об этом никто не подумал. Ее человеческому достоинству нанесли оскорбление.
