Терновый венец. Рассказы об Александре Пушкине - страница 17

Тодор Балш вскипел и пошел расспросить жену, но та его уверила, что, наоборот, это Пушкин наговорил ей дерзостей.

Молдаванин вернулся к поэту и, сверкая черными глазами, потребовал:

– Как же вы требуете у меня удовлетворения, когда сами позволяете себе оскорблять мою жену?

Слова эти были произнесены толстым молдаванином с таким высокомерием, что Пушкин этого не стерпел – тут же схватив подсвечник и замахнулся им на Балша. Но его приятель Алексеев, с которым он квартировал, успел перехватить его руку.

Балш в это время, совсем рассвирепев, стал кричать, что он трус, ссылочный мерзавец…

Поэт не оставался в долгу и тоже кричал оскорбления и пытался достать его, изворачиваясь из рук Алексеева…

Мать Марии Балш, которая присутствовала здесь же, упала в обморок. С беременной вице-губернаторшей, в доме которой все это происходило, тоже приключилась истерика. Испуганные гости разбрелись по углам и отовсюду глядели на происходящее молча. Люди вице—губернатора кинулись помогать лекарю, который тотчас явился со спиртами и каплями для матери Марии и губернаторши. Все стали ждать еще большей, ужаснейшей, развязки.

Противников, глядящих с ненавистью друг на друга, кое—как развели – генерал Пущин, который командовал дивизией во время отсутствия Орлова, схватив Пушкина, увез с собой.

Однако о случившемся немедленно донесли наместнику Бессарабии, генералу Инзову, и он срочно пригласил к себе вице—губернатора и Пущина – для дачи объяснений. Затем, выслушав их, велел помирить поссорившихся и ни в коем случае не допустить дуэли.

На другой день, по настоянию Крупянского и Пущина, Балш согласился извиниться перед Пушкиным, которого нарочно до этого заманили в дом к губернатору.

Но спесивый молдаванин, вместо извинения, начал:

– Меня упросили извиниться перед вами. Какого извинения вам нужно?

Не говоря ни слова, Пушкин подскочил к нему и дал пощечину, вслед за этим вытаскивая пистолет.

И Балш, вынужденный назначить ему время для поединка, ушел. Пушкин тут же помчался на квартиру к Пущину, бледный как полотно, но улыбающийся…

Инзов, однако, не дал состояться и этой очередной дуэли – посадил беспокойного подчиненного под домашний арест – на две недели.

Продолжения дуэли не было, но еще долго после этого Пушкин говорил, что не решается ходить без оружия и, доставая пистолет, с хохотом показывал его на улице встречным знакомым.

В Кишиневе занимались топографической съемкой офицеры генерального штаба Валерий Тимофеевич Кек, Полторацкие Михаил Александрович и Алексей Павлович, а также Горчаков Владимир Александрович, с которыми поэт проводил много времени.

Один раз Михаил Полторацкий и Валерий Кек поссорились. И ссора вылилась в дуэль. Они должны были выехать в поле (место дуэли должно было состояться в так называемой малине, то есть, виноградники и сады за Кишинёвом).

Секундантом Кек взял Скартла Прункуло, молдавского помещика, а Полторацкий – Пушкина. Но в ходе обсуждения условий Пушкин, который неукоснительно соблюдал все дуэльные правила, не согласился с Прункуло в чем—то. Тот допустил обидное для него выражение. Пушкин объявил, что вызывает его на поединок. «Только после того, как решу с двумя с другими, с которыми дерусь», – добавил он. Но до дуэли все же не дошло – они помирились.

К концу марта 1822 года за обедом в доме Инзова Пушкин заспорил с Северином Потоцким по поводу крепостного права. Поэт горячился, не соглашался с мнением Потоцкого, и оба допустили оскорбительные выражения. Но все же Потоцкий признал его правоту. А Пушкин сказал: «Если бы он не уступил, схлопотал бы пощечину и тогда, точно, дуэли ему не миновать!».