– Лю, – назвался тот.
Мало-помалу между ними завязался разговор, – наш герой сам того не заметил, как вступил в диалог с этим китайцем. Он понимал далеко не все из сказанного им, но некоторые слова ему были знакомы, а другие похожи на те, которые он знал (еще из своей прошлой жизни и не вполне успешных попыток выучить китайский язык). Впрочем, слышал он и много нового, и ему приходилось догадываться о значении этих слов и фраз из контекста разговора. Их он старательно запоминал. Так, на ходу, точнее сидя в той повозке-клетке, наш герой учился познавать наречие Цзинь, – в том виде, которое в ту пору бытовало в китайском царстве Чжао.
Невольники не знали, куда их везут, лишь догадывались, что, скорее всего, в какой-то крупный город. Дорога шла на юг: по степям и лесам, вброд через мелкие речушки и по мостам, перекинутым через широкие водные потоки. Повозка то и дело подпрыгивала на ухабах: было больно сидеть на деревянной скамье, но Ли Эр и его спутники терпели все тяготы пути.
Ехали целый день. Останавливались только на ночлег, – иногда на постоялом дворе в каком-нибудь селении, что лежало у них на пути, а подчас и в чистом поле, где слуги купца разводили костры и в котлах варили кушанья. Невольников кормили отменно, однако не выпускали из клеток, и им приходились справлять нужду прямо через решетку.
Однажды в пути разыгралась непогода: грянул гром, и хлынул ливень. Блистали молнии на мрачном, затянутом тучами небе. Повозка остановилась, – ее накрыли войлоком, но потом это покрывало сорвало ветром и унесло. И все, кто был в повозке, включая Ли Эра, вымокли до нитки. Отрок трясся от холода, а рядом с ним сидящие взрослые люди, – как китайцы, так и монголы, – дрожали от страха, повторяя каждый на своем наречии:
– О, Небо! О, Небо!
Наутро продолжили путь…
Между тем, чтобы скоротать время в эти тягостные дни, чжаосец по имени Лю то и дело заводил беседы с Ли Эром. Его забавлял детский, почти женский голос отрока, его странный выговор, медленная не всегда разборчивая речь. Он почти не понимал его слов, но вместе с тем обрел в лице его внимательного и благодарного слушателя.
Китаец Лю мало-помалу разговорился, и теперь все больше жаловался на свою горькую и несчастную судьбу, которая заставила его продать самого себя в рабство…
Этот человек, как вскоре понял Ли Эр, промышлял ремеслом в том же городишке, где он сам стал рабом, – у него было свое дело, кажется, выделка кож, и большая семья – жена и четверо детишек. Однако последние годы выдались нелегкими: ремесленник едва сводил концы с концами, а потом и вовсе влез в долги, которые так и не смог вернуть заимодавцам. Он оказался в безвыходном положении. И в результате ему пришлось продаться в рабство (вырученных денег как раз хватало, чтобы уплатить долги и на некоторое время обеспечить безбедное существование большой семьи!).
Ли Эр было жаль своего несчастного спутника, но… Лю, по крайней мере, не довелось оказаться в другой стране, где все чужое, неродное: язык, нравы, обычаи. И, главное, люди, от которых не знаешь, чего ждать. Ясно было только одно, что отныне он – раб, невольник, который сам себе не принадлежит. Впереди снова замаячила томительная и мучительная неизвестность…
***
Целую неделю Ли Эр пробыл в той повозке, не вылезая из нее (от долгого сиденья на скамье у него то и дело затекали ноги, и ему, как и другим, приходилось вставать и разминать их). И вот, наконец, этот долгий многотрудный путь подошел к концу. Однажды на рассвете впереди показались высокие крепостные стены, – тогда наш герой понял, что именно здесь, в этом месте, так или иначе, решится его судьба.
