Максим представлял два гигантских волчка. Один из них непрерывно сворачивает пространство в причине, другой, – разворачивает его в следствии.
Если Германия начала XX века, находится сейчас в развернутом состоянии, рассуждал Ландо, то где-то рядом есть другой мир, тот, что пока свернут. Не там ли находится та самая загадочная Страна Зеленых Озер? Не туда ли его друзья забрали Таню? И суждено ли ей было умереть именно 4 июня 1909 года под Мюнхеном?
Порывшись в книгах, Максим ничего подозрительного не обнаружил.
Ну, 4 июня 1327 года родился князь Андрей Иванович, не слишком удачливый сын Калиты. Жил себе, как человек, никого не обижал, и умер ненасильственно, от чумы.
Или, например, 4 июня 1789 года адмирал Г.А. Спиридов с эскадрой русских кораблей, – хотя его и отговаривал граф Орлов! – все же загнал в ловушку и сжег турецкие суда. И долго еще после этого турки в Дарданеллы не совались.
В тот же день и Наполеону повезло: он оккупировал беззащитный остров Мальта.
В девятом же году двадцатого столетия день этот протекал относительно спокойно.
Какое, допустим, влияние на судьбу Тани могла оказать встреча Николая с Вильгельмом? Или отставка германского канцлера Бернгарда фон Бюлова, которого тут же сменил Теобальд фон Бетманн Хольвег? Глупо, глупо…
Случаи и случайности, – в этом все больше убеждался Максим, —ограничиваются тем, что именно происходит, но не когда.
Казуальность имеет к Времени лишь косвенное отношение. Наверное, и перемены могут быть управляемы. Но что он мог в ту пору изменить? Ровным счетом ничего.
Российская Федерация, Москва, наши дни, условный февраль
Что же до Ильи Корсунского, превращенного в крысу, участь его оказалась, пожалуй, менее печальной, что он себе поначалу представлял.
Доставили Илью в мрачный полуподвал с окошками на уровне тротуара. Пока спаситель-дед снимал телогрейку, валенки с калошами, Корсунский, щурился и дико озирался по сторонам.
– Звать-то как? – выговорил дед беззубым ртом.
– Ильей Борисовичем.
– Короче, Ильюхой будешь.
– Как скажете.
– Небось, и жрать хочешь?
– Хочу, дедушка, – произнес Корсунский, признательно шевеля хвостом.
– Я тебе покамест не дедушка, – проворчал хозяин каморки. – Я как есть Кондратий Козлов, бывшее ответственное лицо коммунального ведомства. Нынче на пенсии.
Козлов служил дворником.
Илья обрадовался, хотя и не понял дедовского «покамест». Не означает ли это, что со временем, Козлов все-таки признает в крысе внука?
– Тушенку с макаронами будешь?
– Премного вами благодарен, – стилизовал крыс под старика, и изобразил нечто вроде поклона.
Его не столько распирало от желания польстить спасителю, сколько сковывало от страха.
Корсунский не мог поверить в происходящее! Знай он, что станет ужинать в таком месте, да еще заискивать перед вонючим стариком ради тушенки с макаронами… Скажи ему кто-то заранее! Счел бы за оскорбление. А теперь Илья покорно наблюдал, как дед ставит на огонь кастрюлю, открывает консервы, пыхтя и бормоча древние ругательства, кладет в кипяток макаронины, сыплет соль кургузыми пальцами.
Дом дворника торчал как гнилой зуб посреди действительности.
Советская табличка о жилье образцового содержания заржавела.
Голубятня на крыше обвалилась.
По двору разгуливала одичавшая курица, неизвестно чья, и уже такая пожилая, что никто ее не трогал. Она ходила вокруг разбитого фонтана, в центре которого некогда высилась работница с кувшином.
