Вера отца в царское обещание была столь великодушна, что сыновья даже залюбовались им, и каждый про себя подумал: «Дай Бог, чтобы такие старики были долговечны на земле».
– Батя, а не тяжело тебе быть атаманом? – спросил Григорий, чтобы перевести разговор.
– Сам побудешь, испытаешь, тогда и узнаешь, – не задумываясь, ответил отец.
А сыновья, глядя на его седеющую голову, продолжали размышлять: «Кому понять тоску старого казака, когда он готовит к проводам сыновей. Вот заскорбела душа и выплеснулось. Недаром же сказано в писаниях: "и всходит утро, и гаснет заря;…взверзи на Господа печаль свою"».
– Не думайте, что все это легко, – сказал атаман и снова обнял сыновей.
В хату вошли жена атамана и невестка.
– Будем готовить казаков в путь-дорогу, – сообщил он им новость. А пока те приходили в себя, продолжил:
– На следующей неделе, в четверг[3], поедем в Прохладную, покупать Григорию коня!
В Прохладную атаман с сыновьями выехал ранним утром. На севере косо висела Большая Медведица, а вокруг еще лежала черная густая мгла. Миновав Куян, так казаки называли северную сторону станицы, они выехали на страшноватый ночным видением Терек. Река дугой подпирала пришибские кручи, показывая свои неистовые силы и скрывая где-то на глубине казачьи тайны. «Да, сколько тайн знает река?» – подумал атаман и стал вспоминать, как они с Настей после захвата абреками бежали из Малой Кабарды, переправившись через Терек. «Кто сейчас знает, как они попали в станицу? – подумал он, и сам же себе ответил, – только Терек».
Было прохладно. Лошади негромко шлепали копытами по увлажненной пыли. Попыхивая самокруткой, атаман продолжал вспоминать: «Сколько пришлось выезжать в такую рань». Вспомнились почему-то долгие ночи у костра и неприхотливый ночлег: вместо подушки седло, пропахшее лошадиным потом, вместо одеяла – бурка.
Ехали шагом. Когда подъехали к Малке, засерел бледный дрожащий рассвет. Переезжали реку вброд. Внизу под ногами лошадей поблескивала прозрачная вода. Григорий и Егор даже стали различать белые камни на дне.
Когда выбрались на берег, их взору предстала станица и бескрайняя, впереди, степь. На огромной поляне, вытоптанной лошадьми, раскинулась своего рода ярмарка. Товар – только кони. Сюда съехались торговцы из Большой и Малой Кабарды, из Моздока. Были здесь грузинские и армянские скупщики, казаки, солдаты и цыгане. Повсюду разносился говор, смех, забористые шутки.
– Берите! Чистых кровей лошадь. Настоящая кабардинка, – предлагал владелец, когда атаман с сыновьями стали разглядывать одну из них.
– Хороша лошадка, – подтвердил атаман, обращаясь к Григорию.
– Не краденая, клянусь! У самого начальника округа такой нет, – продолжал хвалить владелец.
– Поедем дальше, посмотрим еще, – трогаясь, сказал атаман.
Как только они двинулись дальше, их окликнули:
– Федор, салам алейкум! – поприветствовал его стоящий неподалеку горец. – Не иначе, приехал выбирать коня?
– Алейкум салам, Джамбот! – ответил на приветствие атаман и спешился. Они обнялись, как старые кунаки, обменялись новостями.
– Вот, готовлю сына на службу, – показал он на Григория, – конь нужен.
– А это младший? – показал горец на Егора. – Да.
– Хороши джигиты, – удовлетворенно высказался кунак, пожав обоим руки и похлопав по плечу.
– Хороший конь нужен?
– В столицу служить еду, какой попало не пойдет, – ответил Григорий.
– Ту видишь? – показывая на одну из лошадей, сказал кунак.
