Тесты на интеллект - страница 27

–  Интересно, где же принцип «за равный труд – равную зарплату»? Где справедливость: у одних нет голосовой нагрузки, а у других только она одна и есть! И студенты очень недовольны и жалуются…

Марина Павловна, скривившись, прокричала ей в ответ совсем уж по-простому:

– Ой, да бросьте вы студентов, ради Бога! Ясно же всем, что все бодаются из-за элементарных денег! Всем хочется урвать кое-чего от пирога, а вам, Аглая Дмитриевна, в особенности. Хапаете, хапаете и все вам мало!

Аглая Дмитриевна, до этой поры старавшаяся держаться в каких-никаких рамках приличия, тоже сорвалась:

– А вы что, Марина Павловна, не хапаете? Прямо неловко вас и слушать, подумаешь, прямо праведница! А кто выполняет на геологическом нагрузку без заявки? А?! Я вас спрашиваю! Все знают, что вы там с методисткой вась-вась, вот она вам нагрузочку-то коммерческую втихушку сплавляет! Думаете, никто этого не знает? Как бы не так! Уж вы бы язык-то придержали… Уж чья бы корова мычала…

Ада краем глаза заметила, как лаборантка Леночка, видимо от греха подальше, стороной добежав до двери, опрометью метнулась в коридор. Их старшая методистка Клара, с красными пятнами на лице, быстро последовала за ней – кафедра пустела, как жаркий пляж при первых каплях ливня. Марина Павловна, близкая к истерике, в сердцах совсем уж агрессивно закричала:

–  Нет, это дурдом какой-то, в самом деле! Ничего же не объяснишь тут! Ну, дурдом дурдомом!!

Русин в свою очередь, нервно поправляя узел на галстуке, тоже запальчиво закричал в ответ:

–  Не-ет! Это не дурдом! Это не дурдом! Это – дом дур!

Внезапно установилась тишина. Через мгновение Ада среди всеобщей этой тишины разразилась смехом и зааплодировала:

–  О, браво, шеф! Как это верно, вы даже не представляете!

И тут уже все вслед за ней облегченно рассмеялись. Русин, присоединившись к общему веселью, примирительно заметил:

–  Вот видите, мы слишком горячимся все. Надо как-то поспокойнее решать все, в рабочем порядке.

Марина Павловна, захватив цигарку, молча унеслась в соседнюю каморку – зализывать раны. Аглая Дмитриевна, все еще пылая праведным гневом, уселась за стол и уже молча сверкала глазами. Ей тоже мучительно хотелось со смаком затянуться сигареткой, но делать это в обществе Марины Павловны в их крошечном «трансформере» она не могла, разумеется, поэтому ей оставалось только переждать противника. В общем, буря, закончилась. Как всегда: покричали, да и утешились, и все осталось по-старому. Жизнь, остановленная безобразной сварой, на удивление быстро восстановилась, и все уже было тихо-мирно, а две скандалистки и раньше-то никогда особо друг друга не жаловали, так что и не привыкать, отношения и так были испорчены напрочь.

Клара подала Аде трубку:

– Вас, Ада Андреевна.

Звонила ей профессор Тимкина из университета. Когда-то еще в студенческие времена эта профессор Тимкина звалась Дашей и училась на три курса старше Ады. Разумеется, они знали друг друга, в университете все в той или иной степени знакомы, но никогда не дружили и даже близко не общались. Даша Тимкина, будучи очень эффектной девушкой, вовсю вела светскую жизнь. У них была компания «золотой молодежи», там всегда водились деньги, как тогда говорили «по фарцовке», часто сиживали они в лучших ресторанах, разъезжали на машинах, это в советские-то времена! Ада же, напротив, в молодости не была не то что красавицей , а даже сколь-нибудь привлекательной особой. Правда сама по себе натуральная блондинка с карими глазами – это уже незаурядно, но сильно ей мешало то, что блондинкой она была абсолютно неяркой, блеклой, слишком высокой, к тому же не то, чтобы толстой, но какой-то бесформенной. По-настоящему в ней красивы были только волосы и руки. Волос было очень много, и Ада, нимало не заботясь ни о каких прическах, просто отпускала их растекаться жидким живым золотом, вспыхивающим благородными искрами при каждом ее движении. Но в целом картинка была не очень впечатляющей, это надо признать, и Ада это хорошо осознавала, считая себя гадким утенком. По утрам, разглядывая себя в зеркале, она с тоской думала: «Как можно жить с такой рожей?» Ее мать, Наталия Илларионовна, была настоящей красавицей, но Ада уродилась в отца – белокурая невзрачная бестия – северный блеклый цветок. По этой причине она решила для себя, что ее стезя – это исключительно игра разума, рациональное осмысление, наука – то, что исключает всякие женские штучки, кокетство, субъективность – и весьма преуспела в этом, мало думая об обычных заботах молодых девушек. И манера у нее выработалась соответствующая – достаточно доброжелательная, но весьма суровая – ни тени кокетства, сдержанность, рациональность, скептицизм. Может быть поэтому, а может, и действительно из-за невыразительной внешности, Ада дожила до пятого курса без обычных студенческих романов, скандалов и любовных драм. И уж конечно, она всячески избегала той компании, где тусовалась Даша Тимкина, просто по той причине, что, глядя на тамошних блестящих красавиц и их не менее блестящих кавалеров, Ада особенно остро чувствовала свое уродство и неуместность. Она только еще больше поджимала губы и становилась суровее, еще тщательнее обходила стороной все это развеселое общество. Да ее туда и не звали, разумеется, ее и не замечали. Ада по этому поводу особо не переживала, считая, что у нее свой путь, своя суровая судьба – старой девы, синего чулка, завзятой ботанички, и – в перспективе – скучной профессорши..