– А твоя какая?
– Земля. Поэтому и сказал тогда, что делить нам нечего. Так если, языком потрепать. Ты на язычок, ох остра была. Сейчас не такая стала.
– У меня вопрос появился. Скажи, если я точно знаю, что рождаться не хотела, и максимум усилий приложила, чтобы сдохнуть в самом начале, это означает, что я изгнанник?
– С точностью до наоборот. Изгнанники знают, что это шанс вернуться и стараются его не упустить и использовать по полной. А ты такое про себя знаешь?
– Ага, – я кивнула. – И ещё знаю, что в детстве мёрзла постоянно. Да и сейчас бывает. Как такое может быть, если огонь моя стихия?
– Только в одном случае. Ты отвергла себя. Сама отвергла. Похоже, прав был Золотце, это не наказание и не изгнание. Ты что-то похлеще учудила. Но тебя явно ждут обратно, раз его послали тебе помогать.
– Скажи, если бы я ушла тогда, к кому и куда попала?
– Вопрос не по адресу. У тебя очень неоднозначная ситуация. Хотя, исходя из реакции Золотца, домой вы шли. Вот только обрадовалась бы ты этому или нет, перейдя рубеж и всё вспомнив, это другой вопрос.
– А похоже, я получила дополнительную информацию. Если я отвергла себя, то значит своей стихией я управлять не могу. Так?
– Получается так. Пока не примешь и не почувствуешь своей, точно не сможешь.
– Значит их зажарила не я. Уже легче.
– Почему легче?
– Потому что не хотела, вот почему. И я кажется понимаю, почему знала, что это случится. Меня не дают обижать.
– Это не первый раз?
– Да, не первый. Золотце мог это сделать?
– В принципе без твоего приказа он не должен, ну или не твоего… если вообще на такое способен… Ведь если способен, то почему сразу тебе это не предложил? С самого начала? Организовали бы пожар и сбежали. Зачем надо было столько заставлять тебя терпеть?
– Я его не звала. Позвала в самом конце. Но, кстати, он мне и раньше ничего такого никогда не предлагал. Выходит, не может.
– Понял. Тогда всё круче. Владыка твой тебя лично отслеживает, или же кого-то на это подрядил. При этом тебе дают пройти твой путь. Но вот того, кто посмел сильно обидеть, не щадят и забирают.
– Слушай, а ты пострадать не можешь от того, что сейчас много чего мне поведал и до этого остановил и не дал уйти? Я бы не хотела тебя подставлять. Но, как видишь, меня в общем-то ни о чём не спрашивают. Моё мнение вообще не учитывается.
– Как же не учитывается, если исходя из твоих же слов, тебе ясно дают понять, что их накажут, и ты с самого начала это чувствуешь?
– А ведь да, – задумчиво протянула я. – Получается, да, меня информируют. Тогда хорошо. Поскольку для тебя я никакой опасности не чувствую. Скорее наоборот. Тебе, похоже, благоволят и благодарны, как и я. Хотя вряд ли это что-то тебе даст – благоволение чужого владыки.
– Почему же не даст? И гнев и благоволение чужих владык дело значимое, на то они и владыки.
И тут меня вновь накрыли внутренние сомнения, основанные на проштудированной литературе по психологии и психиатрии, и я решила ими поделиться:
– Ох, как же это всё на шизофрению смахивает… И я так боюсь этим своим ощущениям поверить и окончательно свихнуться. Хотя, когда верю, то вроде всё самым лучшим образом складывается. Но скажи ты мне, пожалуйста, для успокоения моей душеньки, Василий Никифорович, как ты узнал, что я пришла?
– Легче лёгкого. Вон через дорогу мой дом и мои окна. Лавочка, как на ладони, оттуда. Посмотрел в окно, увидел. Решил спуститься и составить тебе компанию.
