Почти сразу я вспомнила, что не предупредила водителя, что к центральному входу подъезжать не надо и стала судорожно оглядывать панель в надежде найти кнопку переговорного устройства. В глаза бросилась самая большая, и я нажала на неё.
На экране возникло изображение с камеры, направленной на лицо водителя и в динамиках зазвучал его голос:
– Сударыня, если хотите что-то сказать, держите нажатой эту кнопку.
Я нажала ее и, не отпуская, проговорила:
– Можете подъехать к подземному переходу сбоку от здания?
– Конечно. Сделаю, – проговорил он и добавил, – если захотите камеру отключить, два раза непрерывно, как мышкой, на кнопку нажмите.
– Спасибо, – проговорила я, держа кнопку, потом, дважды щёлкнув, отключила камеру.
Когда мы подъехали к указанному месту, и машина остановилась, водитель распахнул передо мной дверь, помог выйти и проговорил:
– Извините, что был не особенно вежлив вначале.
– Пустяки. Вы меня прекрасно довезли. Благодарю, – ответила я и, дождавшись, чтобы машина не только отъехала, а полностью скрылась из вида, вошла в подземный переход.
Запись тридцать шестая. Я восстанавливаю отношения с боссом и решаюсь ввязаться в новую авантюру.
Когда я по знакомому маршруту, через чёрный ход, вернулась в кабинет, благо моё приспособление выдержало, и дверь не закрылась, то услышала, что звонит мобильный.
Я сразу метнулась в душ, закрылась там и, включив воду, начала быстро раздеваться. Если меня искали, пусть генеральный думает, что я всё это время была в душе. Кроме него и меня без вызова заходить в наш кабинет не разрешалось никому.
Минут через десять в дверь постучали, и я услышала громкий голос босса:
– Ты там живая?
– Нет, дохлая, – стоя под струями воды, отозвалась я.
– Ты пошути мне так, мигом дверь выломаю.
– Кретинкам и дурам можно шутить, как угодно, – перекрикивая шум воды, ответила я, – и если кто-то сейчас выломает эту дверь, то очень об этом пожалеет.
– Ты там долго ещё плескаться намерена?
– Пока в русалку не превращусь.
– Тогда я пошёл покурю. Выйдешь, позвони.
– Дуры и кретинки никому не звонят. Так что обломись.
– Через двадцать минут вернусь. Выйди к этому времени, пожалуйста. Поговорить надо.
Когда он пришёл через двадцать минут, я сидела в комнате отдыха на диване в махровом халате и с полотенцем на голове.
– Я рад, что ты начала пользоваться удобствами нашего кабинета, – осторожно начал он.
– Я рада, что ты рад, – откликнулась я.
– И ещё мне очень бы хотелось тебя попросить, когда в следующий раз в душ или тренажёрный зал пойдёшь, захвати с собой телефон, пожалуйста. Ты очень меня напугала. Я звоню, не отвечаешь, Света говорит, ты не выходила, но ей ты не отвечаешь тоже, ни по селектору, ни на телефон. Даже Борис тебе звонил – ноль эмоций. Что я должен думать? Посылать проверять, не валяешься ли ты в отключке?
– Хоти себе дальше. Мне-то что? Я дура и кретинка. А они никаких просьб не выполняют.
– Слушай, Алин. Тебе же не десять лет. Ты прекрасно поняла, почему я психанул, но упрямо продолжаешь демонстрировать обиду. А обижаться должен я, а не ты.
– Да неужели? На что? Вот на что? На то что я сказала правду, что тебе меня послали, чтобы из-под удара вывести? Это ведь очевидно. На что тут обижаться?
– Ты намекаешь, что я ушёл из-под удара, подставив тебя.
– Это сделал не ты. Вселенная дала тебе возможность воспользоваться ситуацией, и ты ей неосознанно воспользовался. Что тут обидного?
