– Да, мы вдвоём с генералом внимательно слушаем тебя, – проговорила я, внутренне взмолившись, чтобы он понял то, что хочу сказать.
Босс меня понял и начал вначале убеждать, как и генерал, потом уговаривать, давить и даже пугать, припоминая мне, что я не одна, а несу ответственность ещё за Димку и маму.
– Это всё, что ты хотел сказать? – когда его красноречие иссякло, спросила я.
– Алин, подпиши, – просительно проговорил он, – ты очень подставишь меня, если не подпишешь.
– Я тебя услышала, босс, но извини. У меня другие обязательства, ничем помочь не могу. Не поминай лихом. Мне было хорошо с тобой.
– Товарищ генерал, я сделал всё, что мог. Извините. Теперь Ваш ход, – проговорил мой босс и отключился.
– Ты сгниёшь в психушке! – жёстко выдохнул генерал.
– Ничего не имею против, это Ваш выбор, – я пожала плечами и начала рассматривать свой маникюр. Вроде краска везде более-менее оттерлась, а гель-лак сохранился. Это меня порадовало, а то такой шедевральный дизайн сделала, готовясь к празднованию на яхте, а эти товарищи со своей краской чуть было всё не испортили.
– Ты знаешь, как к психиатрическим пациентам относятся?
– Нет. Не имею ни малейшего представления. Пытают так же, как ваши товарищи? – не отрываясь от рассмотрения лака, поинтересовалась я.
– Хуже.
– Интересно. Даже не представляю, что может быть хуже, – достаточно равнодушно откликнулась я.
И генерал с готовностью начал мне расписывать ужасы возможного пребывания в психиатрической клинике.
Я не прерывала его, наоборот периодически подбадривала словами типа: «Как интересно, продолжайте, пожалуйста. Что? В самом деле? Не может быть. Как занимательно, однако».
Затем он начал меня убеждать, что то, что я подпишу, меня ни к чему не обяжет, что это всего лишь формальность, которая поможет мне избежать многих неприятностей и так далее.
Я отвечала примерно в том же ключе.
Чем бы закончился наш абсолютно неконструктивный диалог в итоге, не знаю, но тут произошло то, чего я, честно говоря, и ждала.
Запись сорок первая. Появление деда спасает меня от возможных неприятностей и позволяет выйти из ситуации даже с выигрышем.
Наш абсолютно неконструктивный диалог с генералом был прерван внезапно распахнувшейся дверью.
На пороге стоял знакомый мне старик. Сегодня он выглядел менее сутулым и на трость практически не опирался, скорее нёс её.
– О, Василий Никифорович, – повернувшись к нему, сразу заулыбалась я, – очень рада Вас видеть. Какими судьбами?
– Тебя обидели? – не отвечая на приветствие, первым делом осведомился он.
– Нет, что Вы, мы очень мило с товарищем генералом беседуем. Он мне рассказывает о последних достижениях в области психиатрии. Очень интересно. Он прекрасный рассказчик.
– Вот твоё счастье, Андрюш, что обидеть её не успел. Нельзя её обижать. Понял?
– Слушай, дед, я не звал тебя. Не лезь не в своё дело. Она отсюда не выйдет, пока всё не подпишет!
– Это твоё последнее слово или аргументы выслушаешь?
– Ладно. Слушаю твои аргументы.
– Ты почему её к себе доставить велел? Понял, что это она и за «полуденной трагедией» и за инцидентом на шоссе стояла?
– Если она, то таких уничтожать надо! – с явной злостью выдохнул генерал.
– Ты не инквизитор, мой дорогой, да и времена не те, чтобы тебе такие слова говорить. Да и не ведьма она, а покруче будет. Так что мысли такие выбрось из головы, если не хочешь лишится не только её, но и души. Тех, кто её обижает именно её и лишают. И я не шучу. С ней дружить надо, а не ей противостоять. Противостоять ей дело бесперспективное по определению, поскольку дурного ничего девочка не делает. Она индикатор, и тех, кто её обижает, Вселенная списывает в утиль моментально. Уяснил?
