Читать онлайн Александр Петрушкин - Тетради 2008 года

ISBN 978-5-4490-5555-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Перекур в тамбуре

деревянное пиво в купейном вагоне волчары на местном базарят

не по детски балканят – на сербов надежда они не обманут

[деревянное пиво в бумажных зубах остывает

за окном – не погода а что непременно сбегает]

всё свинцовей пейзаж всё хвалённей нелепое братство

всех окопных шакалов майкопских нелепое тёмное блядство

[достают рукава небеса достают скоро вынут

всех искусственных нас до сюда/суда не допустят на выдох]

не допустят не сплюнут закажут (нам) (слу) -жить по приказу

деревянное пиво и пить бессловесно заразу

[пеленая младенцев нажитых елдой с гепатитом

панихиду отслужит другой кто упущен из вида]

он с бубновым тузом спит валетом у воздуха кромки

всех знамён змееносец – слепой или зрением тонкий

[деревянное пиво всё точное по парадигме

два хвоста тёмный поезд

и значит отсюда не

выйдем]

«рукою тронула не той…»

рукою тронула не той

которой длинной

жить приучилась в смерть – постой

у шконки глинной

свинцова жизнь но жестяной

шажок в автобус

верняк негордый шестерной

смотри увозит

смотри выносят говорят

о чьей-то светлой

а за окном – два фонаря

под глазом третьей

на четверть выбитый сквозной

по праву зуба

и голубь с телом говоря

ждёт лесоруба

«поговорит за всё столом…»

Андрею

поговорит за всё столом

селёдочка со стаканом

стальные воды пьём и пьём

десятый год дожди дождём

по линзе ходит человек

не смейся он течёт как снег

но деревянный как слеза

в глазах андрея перестань

перестранни ещё страшней

рыдают воды под тобой

и мы идём страна в стране

под поездами под углём

углом угла не увидать

балканская звезда на ужин

и там дождю нас говорят

песочные как небо лужи

«изнанка речи на забор…»

изнанка речи на забор

водозабор

три слова матерных и на

всё е страна

без пафоса и без теней

плывём по ней

и густо густо огород

стучится в рот

откроешь дверь со всех петель

читай тетерь

в глухой стране один слепой

он за тобой

и говорит за нас рука

(но далека)

ты обернёшься и вернёшь

по рылу ложь

изнанка речи тишина

вползёт под нож

какая мягкая земля

примериваешь по себе

и траляля

«и плакали внизу сугробы…»

и плакали внизу сугробы

выплёвывая почву по блатному

мы офигели ощущая кожу

которую родители одели

ты всё стоишь в колючем этом дымном

лесу и понимаешь слова

такого нет такого нет у бога

ты поднимаешь дым и как младенца

несёшь ещё беременная кожей

ещё ведёшь сугробы как телёнка

он плачет застывает

знаешь можешь

меня простить и привести

обратно

Самокрутка

свернув в козью ногу газету кыштымский

рабочий читает газету огнём

а там на махорке сгорают буквы

о нём только нем обо всём

а небо боится учиться читать

и падает падает гипс в пионера

на смотришь казалось что тело своё

но так прорастала девчоночка

вера

«так думаешь отличаться…»

так думаешь отличаться

на каплю на щепку от дерева

на спичку на свет водяной

струящийся через косточку

так думаешь просыпаешься

внутри белой глины у берега

и смерти отмеренной нет

молчи: не бывает другой

«берестовое письмо…»

берестовое письмо

слева справа не вода

невода заводят тело

в перестрельчатое да

едем едем за свердловск

там барачный живёт гость

озирает своё тело

перезревшее до слёз

зренья нет растёт сирень

купоросная как тень

расшифруешь если сможешь

(паузу здесь) хренотень

берестовое письмо

привокзальный проводник

чувствуешь как белый бог

к нам проник под воротник

едем едем за тюмень

немясной но пелемень

на соседней сидит лавке

берег жжёт и прячет тапки

речи нет ты слышишь нету

всё вернули интернету

снег по чёрному экрану

водит воды возит лапу

берестовая вода

запечатана в конверте

едем едем беломором

то ли волки то ли в свете

подорожная страна

выйдешь видишь ни хрена

и частят в качелях дети

а над ними бьёт волна

здесь по детям ходит бог

чешет детям рваный бок

и по всей по всей сибирский

рассыпается песок

«выйдя в парк городской…»

выйдя в парк городской

повернись налево —

изнутри тебя дна

у земли не бывает

видишь пятнышко твёрдого

то есть несмелого света

выйди в парк пионер

параллельно лежит между нами

вышел в парк городской

и прижался к стене словно к маме

закурил – бросил воздух

курил зарешёченный дым

между пауз жил парк

и смотрел словно смертный был

нами и вниз

Женщина сороколетняя

привкус чего-то актуального наверное литературы

снобизма (идитынах) крики панаехали тут всякие дуры

всякие всякие

целую тебя за ушком

в избушке между кладбищем и небом целую то кладбищем то небом

то есениным то женщиной сороколетней

летней

трогаю мну обдираюсь ботвою до крови

типа дайте мне грантса дайте водочки и любови

слова нет – остаётся твоё тело

тёплое и страшное

за окном светает от неактуального снега

«крохотное небо назывные буквы…»

крохотное небо назывные буквы

подсадила мама кума на копейку

посчитаешь – сдохнешь от любви и муки

но читают в хате по солдату швейку

но читают в хате кружевные окна

умирая нежно от красивых сук

хавает ребёнок у родного голубя

из трёхпалых резаных/

тёмно синих рук

«не ходи никуда с той…»

не ходи никуда с той

то вот с этой а может стой

здесь возьмут алтын за постой

там спалят как сухостой

не ходи никуда ага

над тобою вода в три дождя

мир и круг состоит из теней

говори что сгоришь с ней

до воды три звезды агу

нас пасёт на своём лугу

растворишься в её кислоте

по звезде, дорогой, по звезде

не ходи по воде агы

из которой наружу дым

из которой твои следы

смотрят вверх

как когда и

ты

«смерть на меня в просвет…»

Лёше Халтурину

смерть на меня в просвет

смотрит рыбак из лунки

верит что клёва нет

и достаёт из сумки

три пузыря по сорок

это не дни а бабы

смерть и рыбак заметят

в смысле не будут рады

по донышку теплотрассы

ходят за светом люди

скоро придёт любовь

и рыбака зарубит

будет по рыбе солнце

будет за лункой слово

то ли любимая блярва

то ли для смертных вобла

Живые

хиляй до хаты паузы не будет

дыхание о горле позабудет

в глазницы входит ржавый мёртвый смех

бьют спирт два горла

за себя за всех

хиляй до хаты Бога может нету

дыхание охочее до свету

меняет свет меняет языки

стоящему у земляной

строки

у самого порога вертикально

склонился кто-то полюбил орально

и похилял до хаты небесами

остался хрупкий спирт

между зубами

и вид как будто тот который нет

развёл крыла хиляет типа свет

где не земля а чёрные родные

пьют спирт вослед

со всем совсем

живые

Воробей

соскучился по снегу и лепечет

обратное всё свету милый птенчик

не говоря летит на север на свету

он призывает всех волков не плечи

на славу что и значит на беду

мне скучен брат мой брат мне отвечает

то падает то на письме растает

скворчит и пробивается сквозь плечи

что ж всякий неолег бывает вещим

смотри как свет уносит мимо вещи

он не убьёт нас – только искалечит

он искалечит это только – птенчик

летит на север пьяный как язык

летишь лети пернатый

тёплый вжик

«поднимается взгляд – удаляясь…»

поднимается взгляд – удаляясь

в пустоты все вещи

огибает как воды реки

тихо точат углы

как аморфные нутрии – не слово

окажется вещим

а пропущенный слайд отчего-то

не названный им

ты стоишь на вокзале и я от тебя удаляюсь

третий рельс третий раз

я твой взгляд

понимаешь мой взгляд?

я ещё улыбаюсь

и delete сморгнув нажимаю

вот и всё

никого

кто напишет

как пропуски нас

«в поклон – в поклон – в поклон…»

в поклон – в поклон – в поклон

оглянешься —

мир страшный

тебе заглянет в рот

как бы дантист бесстрашный

срифмуешь полукеды

не с кедами с носком

давай скорей уедем

оставим им дурдом

оставим им надежду

оставим поезд им

в поклон – в поклон – отсюда —

к тем мёртвым и живым

оставим списки-

вписки

и женщин для любви

чтоб дети говорили

на мы на ты на вы

«на свободе десятка за тридцать…»

на свободе десятка за тридцать

что утеряно то и нашли

помнишь братец поэторазвёрстку

помнишь как они воздухом шли

там за небом нам это зачтётся

пьянь и гордость и свет от земли

снег сегодня и дворник зажжётся

не от речи – от дара тоски

на свободе десятка за тридцать

чем потеряны тем и пришли

и сгорает чернильная вёрстка

набивая свинцовые рты

«написала подруга вчера…»

написала подруга вчера

отодрали её на балконе

то то было и страсти и вони

были ангелы и опера

и ходила по кругу по кругу

говорила звала меня суку

в переносном значении – к стуку

в затемнённое небо с утра

написала подруга ничё здесь

за околицей – небо и лес есть

ходят люди случайные с чаем

возвращаются эти сюда

написала подруга записку

все мы в чём-то ведём переписку

все мы с кем-то живём переписку

все мы живы бывали с утра

написала подруга упруго

нас имели по гланды подруга

эти речи земные – варилась

блядь-поэзия-крошка-гора

я не вышел отсюда не вышел

и шепчу отвратительно ближе

непохожие светлые глухи

написала подруга вчера

«она зашла не в магазин…»

Евгении Извариной

она зашла не в магазин

она зашла в субботу

и оказалось нет дрезин

чтоб завести работу

она бы гладила её

как бы ребёнка свет

или котиха свой живот

не успевает спеть

она гуляла по земле

по почве во дворе

а снизу поднимался свет

и плакая в ответ

она зашла не в магазин

(здесь: левый поворот

ей скоро: сорок и один

а после новый год)

Гоголь

ты помолись за нас смели в двух жерновах

один похож на небо другой землёй зажат

один горит как кожа из проруби в метель

второе – не второе – а спиртовой наш зверь

ходили с машарыгиным под небеси кыштымской

ходили аки голуби клевали зёрна с рук

и тело не болело а говорило слово

из гроба раздавался неравномерный стук

«ты шелестишь как веткою рука…»

ты шелестишь как веткою рука

задетая у престарелой тётки

идущей от бидона молока

от всех телят потерянных по корке

на левом локте у сырой земли

она и ты идут и следом вам телята

но не рождённые бредут

и где они прошли – соски

земные плачут внутрь

и виновато

«выходишь в ночь а…»

выходишь в ночь а

ночь в тебя заходит

начнём с начал

июль – не календарь

вода (как дима

написал) не ходит

не ночь андрей

а тонущий вокзал

похоже здесь сто-

яла электричка

начнём с начал

восходит в небо дождь

есенин спит

пока сгорает спичка

и в этом правда

правды ни на грош

сгорает ночь

скорее – полседьмого

начнем с начал

вода приходит ночь

все мудаки и суки

но в июле

за изречённое

речёшь себя на нож

выходишь ночь

гостиница и узел

грызёшь на пальце

неесенин спит

вода уходит

в небо (точка) то есть

вода перелицована

на спирт

Декорация для голоса собаки

бобик с косточкой свинцовой [пере-

бегает как сквозняк битый

между двух форточек]

лает собака – её перед-

ввёрнутый голос

гремит как стая мисок

[рано утром

озирается]

кто ты?

чьё ты зёрнышко

в свинцовых костях?

[лай из кинозала] моё

«молчи молчи молчи молчи…»

молчи молчи молчи молчи

то с правой то с другой руки

здесь есть река но изреки

ножа не видно не дыши

застыл как зябнущий незверь

не птица но себя сильней

прозрачней видишь как внутри

двора тебя все мужики

стоят не дышат а вверху

летает непрозрачный куб

он говорит – что говорит

молчание звонарь болит

и ходит по гнедой дуге

трам-пам-парам с бре-ке-ке-ке

молчи молчи молчи молчи

но выйдя в тело мужики

взлетают как с одной руки

из глубины слепой реки

свинцовый куб во мне летит

молчи молчи мне говорит

Чад

Ольге Ермолаевой

над головами в чад трамвай влетел разбился

на стаю медленных ворон

разворотился

на стаю медленных ворон на горловое

молчание на дирижабль

над головою

свистит молчание свистит заветной уркой

над головами в чад трамвай на полудурка

всегда дурак

найдёт игру цветные тряпки

на перестрелку есть всегда свои

посадки

над головами Чад трамвай и дым до пепла

и я стою – не навсегда

светло и слепо

Кыштымское рождество

как «-20» эта водка плывет во мне из яблонь лодка

мороз мороз пустой кыштым

[плывет за ангелом один]

плывет как «-20» только их наблюдаешь ты со спин

идут обнявшись через круги

[остынь остынь]

через седьмые руки речи сидит кыштым у русской печи

Вперед

Читать онлайн Александр Петрушкин - Тетради 2008 года

Похожие книги