The Rolling Stones. Взгляд изнутри - страница 6

Ссылка длилась всего год, после чего я вернулся в лицей Сен-Клу. В очередной раз отличившись блистательным разгильдяйством, я был приговорен к более серьезному наказанию и на следующий год оказался в интернате Колледжа святой Варвары Илиопольской практически заточенным в самом сердце Парижа в его огромных спальных помещениях, не оставлявших ни малейшей надежды на уединенность. Единственным утешением был открывавшийся прямо с моей кровати восхитительный вид на Пантеон, неподалеку от которого обычно кутили все мои приятели. Подобная географическая близость к местам молодежных увеселений максимально усиливала ощущение того, что я сижу в тюряге. В лицее Рамбуйе, по крайней мере, единственным окружением учеников были утки и косули, не вызывавшие таких страданий. А тут праздник жизни проходит всего в паре сотен метров от тебя, но ощущение исключенности из общества в разы сильнее. Вот он – парадокс Колледжа святой Варвары! Даже мой отец, человек строгих взглядов, в конце концов, посчитал приговор излишне жестоким и скостил мне срок до трех месяцев.

Этот эпизод моей жизни прекрасно демонстрирует двойственность натуры моих родителей. Они абсолютно непреклонны в некоторых моментах, особенно когда речь идет о работе, не позволят бить баклуши и заставят добиваться высоких целей. В этом отношении мой отец мог быть особенно суровым. Пользуясь его же словами, не стоило «гадить ему в ботинки». В прошлом он служил в кавалерийских войсках, а затем из любви к автомобилям пошел работать в компанию «Симка», где ждал от других той же железной дисциплины, которая когда-то требовалась от него. Хлыст всегда был у него под рукой, и несколько раз, когда я перегибал палку, он даже принимал меня за свою лошадь. Однако наши родители не были садистами и не слишком препятствовали тому, чтобы мы с сестрой развлекались как хотели.

В конце 1963 года я вернулся в экстернат и, не отказывая себе в развлечениях, возобновил привычные ночные гулянья. Незадолго до этого я получил права и с тех пор время от времени уходил в самоволку, заимствуя мамину «Симка 1000 Абарт», которую предпочитал своему скутеру «Ламбретта». Я гулял с друзьями в Сен-Жермен-де-Пре и жил вполне себе неплохо. Таких машин, как у моей мамы, было всего четыре-пять штук. Иногда мне казалось, что я живу во времена Джеймса Дина, когда машина имела большое символическое значение, и потому выпендриваться перед друзьями мне казалось делом чрезвычайной важности.

Это было время банд. Самой известной, вне всякого сомнения, была банда «Драгстор». Я в свою очередь был членом банды «Ля Мюэтт» – группировки XVI округа Парижа, в которую входили в основном ученики лицея Жансон-де-Сайи, частной школы Сен-Жан-де-Пасси и даже лицея Жана де Лафонтена для девочек. В общем, дети пролетариата.

Музыка сопровождала нашу банду повсюду, и многие из нас впоследствии сделали музыкальную карьеру, а я еще не раз встречал своих друзей юности в профессиональной жизни. Жан-Бернар Эбей будет вести известные радиопрограммы о поп-музыке, Мишель Тэттингер станет телеведущим музыкального шоу «Красная кнопка», Паскаль Бернарден будет известным продюсером, а Борис Бергман, в молодости одевавшийся очень скромно, но с иголочки, напишет немало известных песен, в том числе текст для «Rain and Tears» группы Aphrodite’s Child, а также первые альбомы Алена Башунга.