Она начала проталкиваться через толпу людей, стоящих перед ними. К радости Джема и Мейси, никто не хотел двигаться и пропускать их, и Анна обнаружила, что зажата и ей не выбраться. Прежде вокруг нее никогда не было так много народу. Одно дело – стоять в безопасности у окна и смотреть, как внизу двигается Лондон, и совсем другое, когда вокруг нее сгрудились десятки тел – мужчин, женщин, детей, людей в дурно пахнущих одеждах, с дурным запахом изо рта, с всклокоченными волосами, резкими голосами. Крупный человек рядом ел мясной пирог, и кусочки падали ему на живот и на голову женщины, стоявшей перед ним. Никого из них, казалось, это не заботило так, как Анну. У нее возникло искушение протянуть руку и стряхнуть кусочки пирога с головы женщины.
Музыка стала громче, и появились два наездника. Толпа зашевелилась и подалась назад, а Анна почувствовала, как паника, словно желчь, подступает к горлу. Несколько мгновений страх был так силен, что она положила руку на плечо стоявшего перед ней человека.
Томас взял ее руку и прижал к себе.
– Успокойся, Анна, все в порядке, детка, – сказал он так, словно обращался к одной из лошадей, что они оставили Сэму в Дорсетшире.
Он скучал по своим лошадям. Анна Келлавей закрыла глаза, противясь желанию вырвать ладонь из руки мужа. Она глубоко вздохнула, а когда снова открыла глаза, наездники были совсем рядом. Ближайшая к ним лошадь оказалась старой строевой белого цвета. На ней уверенно гарцевал Филип Астлей.
– Долгая была зима, правда, друзья? – прокричал он. – У вас с самого октября не было никаких развлечений. Вы ведь ждали этого дня? Сегодня ваши ожидания закончились – пост позади, наступила Пасха, и начался сезон Астлея! Приходите посмотреть «Осаду Бангалура»[20] – спектакль одновременно трагический, комический и восточный! Устройте праздник для своих глаз – посмотрите оперный балет «La Fete de lAmour»! [21] Приходите подивиться мастерству дрессированной лошади, которая умеет ловить, носить, подниматься по лестнице и даже может приготовить чашку чая!
Когда он проезжал мимо Келлавеев, взгляд его упал на Анну, и он даже остановился, чтобы приветствовать ее поднятием шляпы.
– В Королевском салоне Астлея всем будут рады, а в особенности вам, мадам.
Люди вокруг Анны повернулись и уставились на нее. Человек с пирогом распахнул рот, и она увидела там жвачку из мяса и теста. Это зрелище и всеобщее внимание – а в особенности внимание Филипа Астлея – вызвали у нее приступ тревоги, и она снова закрыла глаза.
Филип увидел, как она побледнела и закрыла глаза. Вытащив из кармана своей куртки фляжку, он подал знак одному из цирковых мальчишек, бежавших рядом с ним, чтобы тот передал сосуд Анне. Он не мог и дальше задерживать свою лошадь – на него наступал хвост процессии, – а потому не увидел, глотнула она бренди или нет. Астлей набрал в легкие воздуха и начал снова:
– Приходите посмотреть представление – новые номера, исполненные отваги и воображения, под управлением моего сына Джона Астлея, одного из лучших наездников Европы! За деньги чуть большие, чем стоимость стакана вина, вы сможете целый вечер получать удовольствие, о котором будете потом вспоминать долгие годы!
Рядом с ним скакал его сын. У Джона Астлея была, как и у отца, внушительная наружность, но в абсолютно другом стиле. Если Астлея-старшего можно было сравнить с дубом – мощным и раскидистым, с толстым, сильным стволом, то Астлей-младший скорее напоминал сосну: высокий, стройный, одетый с иголочки, с красивыми, правильными чертами лица и ясными задумчивыми глазами. Он в отличие от отца был человеком образованным и держался более официально и сдержанно.
