– Теперь все безопасно, – сказал он жизнерадостным тоном. – Малышу Гасу ничего не грозит. – Он выжидательно покосился на Рейха. Рейх протянул к нему руки. Одной подвинул к Черчу деньги. Другой потянул к себе оружие. В этот момент Черч снова переменился. Безумная веселость слетела с него. Он цапнул запястья Рейха пальцами, словно стальными когтями, и напряженно подался к нему.
– Нет, Бен, – произнес он, впервые называя Рейха по имени. – На такую цену я не согласен. И ты это знаешь. Пускай у тебя в голове и крутится дурацкая песенка, но я знаю, что ты знаешь.
– Хорошо, Джерри, – ровным голосом отозвался Рейх, не ослабляя хватки на рукояти оружия. – Назови свою цену. Сколько ты хочешь?
– Я хочу восстановления в правах, – сказал щупач. – Я хочу вернуться в Гильдию. Я хочу снова стать живым. Такова цена.
– Ну что ж я могу сделать? Я не щупач. Я не принадлежу к Гильдии.
– Бен, ты не беспомощен. Ты всегда находишь пути и средства. Ты можешь повлиять на Гильдию. Ты можешь сделать так, чтобы меня восстановили.
– Невозможно.
– Ты можешь их подкупить, оклеветать, шантажировать… очаровать, соблазнить, покорить. Ты это можешь, Бен. Ты можешь для меня это сделать. Помоги мне, Бен. Я же тебе однажды помог.
– Я с лихвой расплатился с тобой за ту помощь.
– А я? Чем расплатился я? – взвизгнул щупач. – Я своей жизнью заплатил!
– Ты поплатился за собственную глупость.
– Бен, да бога ради, ну помоги же мне. Помоги или убей. Я уже мертвец. У меня просто духу не хватает покончить с собой.
Рейх помолчал и вдруг ответил грубо:
– Джерри, мне кажется, самоубийство для тебя – наилучший выход.
Щупач отпрянул, словно в него ткнули чем-то раскаленным. Остекленевшие глаза уставились на Рейха с измученного лица.
– А теперь назови свою цену, – сказал Рейх.
Черч тщательно примерился, плюнул на деньги и перевел на Рейха полный испепеляющей ненависти взор.
– Бесплатно, – сказал он, развернулся и исчез в тенях подвала.
Нью-йоркский вокзал Пенсильвания, пока его не разрушили по причинам, затянутым дымкой неопределенности конца двадцатого века[4], являл собою, о чем миллионы путешественников даже не догадывались, зримую связь времен. Внутренняя отделка гигантского терминала воспроизводила величественные термы Каракаллы в древнем Риме. Как и многолюдный особняк Марии Бомон, которую тысячи самых что ни на есть интимных врагов прозвали Позолоченной Мумией.
Пока Бен Рейх спускался по восточному эскалатору – в сопровождении доктора Тэйта и с орудием убийства в кармане, – чувства его откликались на окружающее в ритме стаккато. Гости на нижнем этаже… Блеск форменных одежд, платьев, фосфоресценция плоти, колышутся светильники на тонких ножках, источая пастельные лучи… Тень, сэр, сказал Тензор…
Звуки: голоса, музыка, официальные объявления, эхо… Натяженье, предвкушенье, треволненье – просто класс! Чудесное попурри плоти и духов, еды и вина, вычурной роскоши… Натяженье, предвкушенье…
Роскошная позолота смертельной ловушки… И даже не так: Господь свидетель, подобного уже семьдесят лет никто не проворачивал… Забытое искусство… вроде флеботомии, хирургии, алхимии… Я верну им смерть. Не поспешное, безрассудное убийство в припадке психоза или в драке, а нормальное, целенаправленное, распланированное, хладнокровное…
– Бога ради! – прошептал Тэйт. – Осторожней, человече. От вас так и пышет убийством.
Восемь, сэр; семь, сэр
