– А почего все-таки, соседушка ты мой? Христом Богом ведь просил, а ты, Захарушка, вона как… – Припомнилась подвыпившему Егору обида, и пытал он обидчика, почему все-таки он денег ему взаймы не дал.
– Почего, почего! Богат больно, спичками прикуриваешь!
– Какое, Захарушка, богатство, нужда-злодейка… Захару надоело Егорово бормотание, и он вдруг заявил:
– Да я тебе пятак и так отдам. Надо? Прыгнешь с конька, и он твой! – И Захар посмотрел вверх, на крышу своего большого дома.
– А чё? – сразу согласился Егор.
– Чё не чё, а прыгнуть надобно на борону, кверху зубьями, ага! – Не думал не гадал Захар, что на такое Егор согласится.
Егор и правда опешил. С ответом замешкался. А ежели как ноги изувечишь, живи потом стороником-то!
– А-а-а, – зубоскалил Евлаха, – куда тебе, Егорша, в порты наложишь!
И младший брат Евлахи, Ксанфий, сидевший в кресле под окнами, похохатывал да колотил руками о деревянные подлокотники: Ксанфий с детства был неходячим. Евлаха выносил его на улицу весной, летом, по большим праздникам.
Народу у столов собралось много. И Егор, раззадоренный, уж не мог отступать. Махнув рукой, он полез на крышу по скрипящей лестнице. Пока он взбирался и, покачиваясь, шел по охлупеню[13] к коньку, Евлахины сыновья, Игорь да Сидор, молодые мужики, под стать отцу любившие потеху, притащили деревянную борону и бросили ее зубьями вверх под передними окнами против конька.
– Чего ты с дикаря возьмешь! – бранилась разгоряченная пляской Анисья. Вытерла лицо ушанкой и вгорячах ударила ею оземь.
Пелагея, оказавшаяся рядом со Степаном, сочувственно смотрела, как тот хмурится и катает желваки. Ефим взглядывал на них со стороны: по душе ему была потеха над Степкиным отцом. Захар, поняв, что дело зашло далеко, попытался Егора урезонить:
– Слезай, чтоб тебе!.. Так отдам, на! – И он подбросил на ладони пятак.
Егор, глянув вниз на борону, похоже, внял речам Захаровым, осторожно попятился от конька, но Евлаха продолжал потешаться:
– Ой и Егорша! Эко ты! Духу не хватает… Ну и Егорша!..
И Ксанфий продолжал хохотать, безобразно растягивая рот. И Егора «повело». Он опять подлез к коньку и, изловчившись, прыгнул вниз!
Все ахнули. Бросились его поднимать и ощупывать.
– Цел вроде бы, – смеялась отчего-то очень счастливая Поля.
– Да чего этому сухарю сделается! Скоро-то его не уторкаешь! – оживились перепугавшиеся было бабы.
– Ой, болько, тут болько, – как будто понарошку постанывал Егор.
Его, хромающего на правую ногу, отвели к столам, на скамью, как барина, усадили.
Захар пятак выложил, полный ковш пива подал… Ваське долговязому забава не понравилась.
– А чего, складнички? А ежели как я вашу поварню в лог спихну? За два пятака! – подступил он к Евлахе.
И все притихли.
Видимая отсюда поварня стояла на краю пологой лощинки. Почва здесь была песчаная. Под одним углом песок осыпался.
И народ озабоченно призадумался. А что, ежели поднатужиться? Пожалуй, что можно поварню и спихнуть. У Васьки вон какая силища!
И Евлаха заерепенился:
– А три пятака не хочешь ли?
– Эта работенка как раз два стоит.
– Ишь ты! – В голосе Евлахи уже не было прежней уверенности.
Вмешался Захар:
– Будет тебе, Василий! Ну тебя к лешакам, прости Господи! – И Евлахе, и Василию подал по ковшу пива.
И Василий больше не настаивал, словно ему уже того довольно было, что Евлаха пошел на попятную. Вскоре вновь заиграла голосистая гармонь…
