— И тебе не хворать, Настасья, — не прекращая работать, отозвался Никита низким грудным голосом, и от звуков этого голоса сердце Настасьи заколотилось сильнее. — Если ты по делу, так говори, а коли нет...
Никита не договорил и ударил молотом по раскалённому железу. Настасья вздрогнула. Резкий тон кузнеца обижал её, и она чуть прищурила синие глаза.
«Всё равно моим будешь!»— тут же подумала она про себя, и по-доброму улыбнулась.
— По делу, — сказала Настасья, вынуждая Никиту глянуть на неё. Девичье сердце забилось чуть быстрее, когда она всматривалась в его лицо. Ох, и хорош же был кузнец! — Я пришла узнать, готов ли мой перстенёк?
— После праздников будет готов, — ответил Никита и вновь принялся за работу.
А Настасья тем временем всё стояла перед ним и не торопилась уходить.
— Говори, чего молчишь? — рассердился он, окинув упрямую девицу хмурым взглядом.
— Каждый год на Святки после колядок мы собираемся в посиделочной избе. Нынче молоденькая вдова Крижана уступила нам свой дом, — начала Настасья. По мере того как она говорила, взгляд кузнеца становился всё тяжелее и суровее. — Ты приходи, коли захочешь. Знаешь, как весело будет!
Ноздри кузнеца раздулись, словно её слова разгневали его. Он взялся за молот, и жилы на руках его вздулись.
— Некогда мне расхаживать по домам да колядки голосить! — рявкнул он, а Настасья поджала губы.
Сердце её ухнуло вниз от такого ответа, и разочарование затопило девицу с головой. Значит, не придёт кузнец…
— Ну как знаешь! Тогда и сиди здесь! Один! — выпалила она одним махом, затем развернулась и заторопилась к подругам, которые с растерянностью на лицах наблюдали за их разговором.
Под звуки звонких ударов Настасья пронеслась мимо девиц и выскочила из кузни, словно за ней черти гнались.
На улице ледяной воздух вмиг остудил её разгорячённое лицо, и Настасья сделала глубокий вдох. Не оглядываясь, она шла вперёд, пробираясь сквозь снежные заносы, что попадались ей на пути. Уже смеркалось, когда Настасья, обуреваемая обидой на Никиту, добралась до своего дома.
________________________
[1]Вьялица — вьюга, метелица.
[2]Листопадник— октябрь.
3. Глава 2
Над небольшим деревенским домишкой, что один-одинёшенек стоял на краю деревни и подпирал границу Кряжистого леса, клубами валил дым из трубы и тянулся по ночному небу, почти лишённому звёзд.
Окна того дома изнутри подсвечивал свет свечей, и если бы кто-то вдруг решился пройти мимо, то непременно бы заметил, что в комнате за столом сидят двое: молодая темноволосая девица, двадцати лет отроду, да отец её, которого все в деревне величают Всеволодом.
В комнате было настолько тихо, что они сразу услышали громкий смех девиц и молодцев, что доносился с тёмной и холодной улицы. Когда вся эта шумная толпа, гогоча и улюлюкая, подошла к очередному деревенскому дому с намерением поколядовать, раздался заливистый собачий лай, затем зазвучала коляда, а вскоре весёлые голоса и звонкий смех стали постепенно смолкать. Спустя некоторое время за окном вновь воцарилась морозная тишина, нарушаемая лишь шелестом ледяного ветра да шуршанием присыпанных снегом деревьев.
Всеволод удручённо выдохнул, откладывая ложку в сторону. К их дому не подошли. Снова. И так каждый год. Он бросил грустный взгляд на дочь, что сидела с ним рядом. Вроде всё в его Лесе было ладно: и иссиня-чёрная коса до пояса, и тёмные, широко распахнутые глаза, и носик, вздёрнутый кверху, — но как-то сторонились её деревенские парни и девицы. Да и сама Леся не больно-то уж стремилась водить с ними дружбу. Стал тревожиться за дочь Всеволод.
