Тихий русский - страница 43

ее яркие эпизоды Генычевой жизнёнки – честно говоря, слово «яркие» звучит в данном случае большим преувеличением.

Геныч родился – вернее, его родили – в бывшем польском городе Станиславе. Время было сложное: городишко, отдалённо напоминающий Львов, находился фактически под пятой бандеровцев – как ныне город Грозный под пятой чеченских сепаратистов. Советская власть в Станиславе существовала только на бумаге – всеми делами заправляли бандиты. Жить и служить русскому офицеру в смрадном логове западно-украинских националистов было и трудно, и опасно. Бандеровцы отравляли колодцы с водой, подсыпали отраву в продукты, запрещали горожанам участвовать в организуемых советской властью выборах – увы, слишком нечестных, как и их устроители-организаторы и всячески

мешающие, препятствующие проведению выборов бандиты. Избирательные урны доставляли запуганному электорату под охраной взвода советских автоматчиков. Однажды бандеровцы нашприцевали ядом мороженое: жарким воскресным днём отравилось множество людей, среди которых было много военных, в том числе и генерал – отнюдь не свадебный.

В местном родильном доме тоже творились странные вещи. «Мальчики кровавые в глазах» – это не вся правда о станиславском роддоме самого конца сороковых годов ХХ-го века. Бандеровцы с помощью сочувствующего им персонала давили русских и мальчиков, и девочек почти в самом зародыше – чуть ли не на выходе из «бассейна половой сферы», по жаргонному выражению штоп-гинекологов. Повышенная смертность новорождённых младенцев, попадающих из уютного чрева матери прямо в закарпатские националистические джунгли, списывали на неудачное в геофизическом аспекте местоположение роддома. Иисус Христос ни за что не дожил бы до годовалого возраста, родись он в насквозь продуваемом ветрами националистической злобы и ненависти городе Станиславе, и вместо вознесения на небеса (грубая пиаровская акция!) ухудшил бы мировую демографическую статистику.

Роддом перенесли на новое место, потом возвратили на прежнее. А может, и не возвратили: многое из рассказанного родителями про их жизнь в послевоенном Станиславе Геныч запамятовал. А уточнить было не у кого – и отец, и мать давно присоединились к большинству. Наверняка известно одно: контролируемый бандеровцами гадюшник был по-прежнему овеян дурной славой – Станиславой. Вернее, Стони-славой.

Живот Генкиной матери рос не по дням, а по часам, и она вместе с мужем всё более волновалась – не только и не столько в ожидании первых родов как таковых. Роды начались на следующий день после гибели молоденького безусого лейтенанта – сослуживца Генкиного отца. Бедняге не повезло при игре в русскую рулетку. Один человек умер, другой родился – для Вселенной в целом ничего не изменилось. Несмотря на все страхи и сомнения, мать приняла решение рожать не дома, а в специально отведённом для этого гиблом месте. Зарядив табельное оружие, без пяти минут папаша подхватил беременную жену под белу рученьку, и они через весь город потащились на голгофу: роддом и вправду стоял на холме. Роды прошли без особых осложнений – в бессознательном состоянии, по-научному называвемом tabula rasa (чистая дощечка), Геныч не мог воспротивиться своему абсолютно ненужному появлению на свет.

Родился Гена нервным, трусливым и слабым – отчасти из-за плохой наследственности, отчасти из-за постоянного стресса, испытываемого матерью на последних месяцах беременности и особенно во время хаджа в обществе заряженного пистолета – тёплого. «Счастье» появления на свет пришло под ружьём – или его привели? Вот так украинские националисты оказали и косвенное, и прямое влияние на судьбу русского мальчика.