– Приятно познакомиться, Аглая, – говорит он, отворачиваясь к сковороде, на которой шкварчит десяток яиц. – Присаживайся к столу, завтрак уже готов.
– Спасибо, – смущённо киваю я его спине. – И мне… приятно.
Я устраиваюсь возле подруги, вопросительно глядя на неё. Милка закатывает глаза и шипит сквозь зубы: «Потом объясню», а мой взгляд возвращается к спине её отца.
Под тесной футболкой перекатываются литые мышцы, чрезвычайно занимая моё внимание. Вот он тянется вверх, чтобы достать с полки тарелки, подхватывает снова лопатку, берёт в руки сковороду, делит глазунью на порции. Поворачивается, и я очерчиваю взглядом стальную грудь, широкие плечи, крупные бицепсы, трицепсы и прочие “цепсы”. Выставляет тарелки на стол перед нами с Милкой, и я отмечаю длинные ровные пальцы с ухоженными ногтями, широкие кисти рук, сугубо мужские, с выпирающими венами, которые, замудрённо переплетаясь, тянутся по рукам, покрытым светлыми грубыми волосами, и исчезают под белым хлопком.
– Аглая, чай, кофе? – раздаётся звучно надо мной, и я вздрагиваю.
Мужчина – отец Милы!!! – смотрит с усмешкой во взгляде, и я краснею, осознав, что он застал меня за разглядыванием.
Чуть хмурюсь и быстро отвечаю:
– Чай. То есть, кофе. Две ложки сахара, сливки. Или молоко. Спасибо.
– Милёнок, а тебе что налить? – спрашивает он мягко, совершенно другим голосом.
– Пап, чёрный кофе с сахаром.
– И аспирин?
– Да, пап, – стонет подруга.
Она слишком увлечена своей головной болью, и я возвращаюсь к своему занятию: разглядываю Лютаева.
Он нажимает несколько кнопок на кофемашине, ставит чашку на поддон, достаёт стакан. Наполняет его водой из-под небольшого отдельного краника, бросает в воду таблетку шипучего аспирина и ставит поближе к моей подруге, бросая на меня быстрый взгляд.
– Аспирину? – Илья Александрович изгибает бровь изящной дугой, и я с трудом делаю следующий вдох.
В груди вдруг становится очень мало места, а сердце подлетает к самому горлу. Но мужчина ждёт моего ответа, поэтому я совершаю усилие и выдавливаю:
– О, нет. Благодарю. Я не пила.
– Ну спасибо, – кряхтит Милка, залпом отпивая полстакана. – Умеешь поддержать в трудную минуту.
Неожиданно Лютаев звонко смеётся. Его смех вибрирует во мне, расползаясь жаром по коже.
– Милёнок, я вот тоже не пил. И у меня тоже не болит голова. Как предводитель команды трезвенников, я рекомендую тебе отправиться полежать ещё пару часов. Возьми минералки себе и Петру и прямо сейчас отправляйся. Я буду внизу и клятвенно обещаю накормить всех твоих друзей плотным завтраком, чтобы они как можно скорее пришли в себя. А ты придёшь в себя и снова будешь хозяйкой праздника.
– Да, пожалуй, ты прав. Раз ты здесь, я иду спать. – Милена спрыгивает с табурета и целует меня в щёку. – Не обидишься, Глаш, если я тебя брошу с папой? Он классный, чесслово!
Я с сомнением смотрю на “классного” папу Миленки и медленно киваю.
– Отдыхай, я найду, чем занять себя пару часов.
Подруга прижимает мою голову к своей пышной груди и сипит на ухо:
– Ты самая лучшая, Глаш. Люблю тебя.
– И я тебя, – пыхчу в прямо в вырез её кофточки, и Мила наконец освобождает меня.
– Я ушла. Не скучайте тут, ребятки!
Я смотрю в тарелку. От волнения аппетита совсем нет. Стоит только подумать, что Лютаев сидит напротив меня, тело окутывает жаром, а лицо начинает гореть.
– Ешь, Аглая. – строго говорит мужчина, бряцая вилкой по фарфору.
