– Помолчи лучше, – фыркаю я.
Сейчас я делаю то, что у меня получается лучше всего. А в такие моменты смутить меня трудно. Перетягиваю плечо выше места ранения.
Только сейчас соображаю, что мой пациент продолжает держать зонтик.
– Дождь почти закончился, не трать силы, – командую я, отметив, как дёргается в ответ бровь у парня. Он явно не привык, чтобы ему указывали, что делать. Однако ума послушаться хватает. И он убирает зонт. С небес всё ещё немного моросит, но, учитывая, насколько мы вымокли, это уже не стоит внимания.
Я снова собираю книги и сама подхватываю свой саквояж, прежде чем это сделает мой пациент.
– Сам дойдёшь? – с тревогой спрашиваю я. – Подъём сложный?
– Я в норме, дойду, – чуть резковато отвечает парень.
И он, действительно, пропустив меня вперёд и ещё раз оглянувшись по сторонам, бодро направляется к окраине поселения. И некоторое время мне кажется, что мы доберёмся до Академии без происшествий.
Булыжная мостовая обрывается, сменяясь узкой тропой, выложенной мелкой плиткой. Последний уличный фонарь освещает только самое начало, а дальше дорожка делает зигзаг и утопает в темноте.
Я останавливаюсь в нерешительности. Как идти, если ничего не видно? Небо плотно затянуто тучами, а впереди тёмной стеной стоят деревья.
– Ну и как ты собиралась здесь идти одна?
Мне кажется или в голосе парня появился оттенок высокомерия? Пришёл в себя и досадует, что позволил такой, как я, собой командовать?
Поджимаю губы. Вот и вся благодарность от этих знатных пациентов.
Радует, правда, что в голосе не чувствуется ни слабости, ни ощущения, что он превозмогает боль. Может, и впрямь царапина? А я-то распереживалась.
Чувствую себя глупо, а это неприятно.
– Я думала, успею до темноты, – неохотно отвечаю я. – Показалось, что гора совсем рядом.
– Ладно уж, идём, – хмыкает парень. – Покажу, как это работает. Хотя постой.
Он делает пасс рукой, создавая незнакомое мне плетение, и щелчком пальцев отправляет его в меня, прямо в область солнечного сплетения. От неожиданности я отшатываюсь назад и поскальзываюсь. Фонарь делает кульбит, но тут же возвращается на своё место, слегка покачиваясь. То есть покачиваюсь, скорее всего, я. Поймавшая меня рука помогает удержаться в вертикальном положении.
– Что ж ты такая неустойчивая? – говорит он со смешком.
Он что, специально?
– А зачем ты… – возмущённо начинаю я, но до меня наконец-то доходит, что именно он сделал.
От солнечного сплетения кругами расходится тепло. Платье моментально высыхает.
Мне становится не по себе. Слишком много благотворительности от неизвестного парня. Я не привыкла быть обязанной кому бы то ни было. Но думать об этом некогда.
– Вот теперь можно идти.
Он отворачивается и первым делает несколько шагов вперёд, и я начинаю переживать, что сейчас останусь одна в полной темноте. Однако в этот момент с обеих сторон дорожки по краям, там, где плитка заканчивается, загораются крохотные шарики. Они не очень яркие, но отлично освещают путь. Не нужно думать о том, куда поставить ногу.
– Ну же, – нетерпеливо говорит парень. – Идём.
Меня не надо упрашивать. Кажется, жизнь понемногу налаживается, и я всё-таки доберусь до Академии целой и невредимой.
– Эта тропа действительно короче, – объясняет мой спутник на ходу, – но пользоваться ей в ночное время могут только преподаватели и старшекурсники. Светильники реагируют на уровень магии. Специально сделано, чтобы младшие курсы здесь не шлялись. Впрочем, младшим по ночам и не положено выходить из Академии.
