Агата училась и совершала те же ошибки, что и он сам в детстве. Она пока не могла понять до конца, что чужие эмоции не игрушки, и не стоит в них копаться без сильной надобности. Впрочем, сейчас надобность была сильной.
Агате нравилась София, и это было абсолютно нормально — она понравилась бы любому эмпату. В этой девушке чувствовалось столько же света, сколько в самом Арене — тьмы, и как же хорошо, что членов семьи Альго не слышал никто из эмпатов!
София звенела от искренности, и все ее эмоции были такими чистыми, что у императора иногда даже голова кружилась. Он прислушивался к ней в момент знакомства с императрицей, пытаясь нащупать хоть тень неприязни — все же Виктория временами вела себя не слишком любезно, и сейчас, по отношению к Софии, в том числе. Но никакой неприязни не обнаружил. Ни малейшей. Даже наоборот — еще в самом начале знакомства Виктория сделала нечто такое, отчего София вспыхнула ласковой симпатией, и Арену от удивления с трудом удалось удержать лицо. Что именно сделала его жена, он не имел ни малейшего понятия, но решил поинтересоваться у Софии при первой же возможности. Ему стало интересно.
Так же, как ему было интересно утром, решится она пойти через камин или нет, и что при этом будет чувствовать. Арену и самому было смешно, что он занимается подобными вещами, но… демоны, это оказалось действительно здорово. Такое количество эмоций — от страха до восторга — и все ясные, чистые, абсолютные. И никакого отвращения к нему, даже наоборот — Арен чувствовал, что нравится Софии, и это радовало.
Он часто нравился женщинам, но иначе. В этих эмоциях ощущалось много грязи и расчета. Ни того, ни другого он не мог разглядеть в Софии. Она состояла из одного света, и это очень грело. Никогда в жизни Арен не грелся эмоциями — только слышал о подобном от отца и еще нескольких родственников и всегда отмахивался, считая это полнейшей ерундой. Арена грели только собственные дети, но их эмоций он не слышал.
Поэтому ничего удивительного, что Агата сразу и безоговорочно приняла в качестве аньян именно эту девушку. А вот императрице София совсем не нравилась, и наследница, хмуря брови, изучала эмоции матери, забыв про эмпатический щит. Она хотела понять, в чем дело, не зная, что эмоции зачастую не поддаются анализу и бывают абсолютно нелогичными. Неприязнь Виктории была нелогична — еще и поэтому дочь так нервничала.
Вечером Арен, понимая, что жену надо бы отвлечь, вновь пришел в ее спальню. И если поначалу супруга немного дулась — причем вряд ли она сумела бы объяснить, на что конкретно обижается — то спустя некоторое время расслабилась, уткнулась носом ему в плечо и проворчала:
— Еще парочка таких ночей, и у тебя будет трое детей.
— Вот и прекрасно, — Арен улыбнулся и поцеловал ее в лоб. — Или ты против?
Эмоции были абсолютно прозрачными — ни хорошими, ни плохими. Кажется, Виктория сама не понимала, против она или за.
— С животом не хочется ходить.
Он засмеялся и погладил ее по этому самому животу, сейчас совсем плоскому.
— М-м-м…
— Ничего, Вик. Это временно.
Через несколько минут жена, разнеженная и довольная, уснула, а вот Арену почему-то не спалось. Он то думал о комиссии по родовой магии, то о старшем брате, которого своими руками испепелил несколько месяцев назад, то вспоминал, как встретил Викторию. Эти воспоминания на удивление оказались самыми приятными, и Арен сосредоточился на них.
