Даже привычные разговоры с приятелями стали для него тяжёлым бременем – он не мог поддерживать беседу, не мог сосредоточиться. Всё, что раньше приносило радость, теперь выглядело чужим и бессмысленным.
Каждую ночь Гаррет ложился спать с надеждой, что в этот раз кошмар не вернётся, что он сможет отдохнуть и проснуться свежим и полным сил. Но сны становились всё более реальными, всё более насыщенными, а пробуждение было сродни возвращению из другого мира – мира, который не давал покоя, проникая в явь.
Тревога захватила его разум, наполняя каждый уголок его жизни. Он начал избегать людей, замыкаться в себе. В зеркале он видел уставшее, изможденное лицо и глаза с темными кругами, в которых был лишь страх, непонимание происходящего и обреченность. Казалось, заброшенный дом из его детства проник в его сознание, забрал всю энергию и силы, оставив только пустоту и отчаяние.
Гаррет стал терять вес, истощаясь внешне и внутренне. Он всё чаще замечал, что не помнит, как проводит целые часы – время уходило в пустоту, а он просто сидел и смотрел в одну точку, не имея ни энергии, ни желания что-либо делать. Иногда он слышал голос, говорящий вслух какие-то бессвязные фразы, и лишь спустя несколько мгновений осознавал, что это он сам. Мысли путались, и ему стало трудно фокусироваться даже на простых действиях. Он чувствовал, как всё больше утрачивает контроль над своим разумом, и понимал, что с ним происходит нечто разрушительное и необратимое.
Ситуация неотвратимо ухудшалась. Простейшие задачи на работе уже вызывали у него затруднения, а постоянная усталость делала каждый день нескончаемым. Он забывал важные поручения, терял документы и не мог сосредоточиться даже на самых элементарных вопросах, не мог выносить свет офисных ламп, которые вызывали у него головную боль, а общение коллег друг с другом, превращавшееся в один надоедливый гул, раздражало его до крайности. Письма, отчёты, разговоры – всё это становилось невыносимо трудным, как будто каждый его день был борьбой с непомерной тяжестью, которая давила на его плечи и вытягивала из него последние силы. Начальство начало замечать его постоянные ошибки и странное поведение, и Гаррет понял, что вскоре потеряет работу.
Но, как ни странно, это не огорчило его. Наверное, потому, что жизнь для него утратила смысл, став лишь чередой бессонных ночей и бесконечного внутреннего напряжения. Он чувствовал, как медленно теряет себя за пределом реальности, и это пугало его ещё больше, чем ночные кошмары.
Его жизнь превратилась в серую рутину – без сюрпризов, эмоций и лишних воспоминаний, а безрадостные, тягостные будни стали похожи один на другой: он просыпался от тревожного сигнала будильника, делал себе крепкий кофе и сидел в тишине на кухне, пытаясь поладить с непроснувшимися мыслями, которые все еще оставались там, во сне. На столе перед ним стояла старая с небольшой выщерблиной керамическая кружка, которой он пользовался уже много лет. Пар от кофе поднимался к потолку, а он смотрел на него, пытаясь сосредоточиться, лишь бы не думать о том, что только что пережил в очередном сновидении.
Затем, не спеша одевшись, выходил на улицу, садился в машину и ехал на работу. В свободное время ходил по одним и тем же улицам, видел одни и те же лица – соседа, выгуливавшего собаку, пожилую женщину, которая постоянно сидела на лавочке и кормила голубей, малышей на детской площадке и их мам, которые собирались в кружок и о чем-то весело рассказывали друг другу, Мейсона Лонга и Уильяма Кейси, игравших в шахматы…
