– То есть совсем еще тогда, пару эпох назад, на балу, когда я пряталась за кадками, а потом обнаружила куратора, который предложил мне конфетку… Ты меня…
– Точно.
– Чего ты добиваешься?
– Тебя. Разве не ясно? Прекращай упрямиться. Все равно это случится. Рано или поздно… Лучше рано.
– Чтоб ты орал на меня, обвинял, что я плевать хотела на детей, приковал цепью к порогу? Нет уж, увольте, магистр Холин.
– Могу и уволить.
– Это низко и недостойно, Мар.
– Я темный, мне положено, – оскалился Марек, и меня цапнуло его болью. Еще той, до гибели Ясена, когда мы оба запутались в отражениях. Тогда не слышала я, сейчас – он.
Марек прикрыл глаза, успокоился. Я вдруг заметила морщинки: лучи возле глаз, черточки между бровей, ниточки на лбу, серпики в уголках губ… Так много. Раньше не видела, а теперь будто вуаль спала.
Но холинское сомнение – одна из неизменных вещей в мире.
– Как сказала Годица, у кого ума больше, тот первый на мировую пойдет, – ухмыльнулась тьма.
– И ты, конечно же, решил, что это ты.
– Дай-ка подумать… Да. – Обежал стол, уселся, уставился темными глазищами в самое сердце. Чуть склонил голову на бок и в смоляных непослушных прядях блеснуло. Паутинка. И еще… много. Запутались?..
– Испугался. Орал. Больше не буду.
Пауза. Миг, в который похрустывающие осколки моей сути вот-вот готовы были сомкнуться в целое.
– Наверное, – добавил Мар.
Не сложилось.
– Пошел в з… – палец лег поверх губ, чуть прижимая.
– Не груби, ты же девочка. Ухожу. Но это только начало, мастер Холин. И ты в команде. С тебя доклад о взаимодействии разнополюсных потоков в динамике. Щит, атакующее, выберешь сама, что угодно, хоть бытовое, не суть. Дописала бы свой «Алый шторм» – сидела бы, как в свежей яме, глубоко и спокойно, но ты взялась за многоконтурные знаки. С размахом взялась, пару книжек из архива конгрегации пришлось через Арен-Тана добыть. Тебя заметили академские умники. Да. И нечего такие глаза делать. Или думаешь, в Холин-мар в подвале тайный схрон раритетов с ограниченным доступом? Отвертеться не выйдет.
Холин… Как всегда. Устроить раздрай внутри и свалить, задев полой пиджака, как кот хвостом, будто напрашиваясь, чтоб цопнули и дали повод облапить в ответ и прижать зубами…
Скрипело. На губах остался карамельный запах.
Геттар когда-то сказал: не некромант, а кондитерская лавка. Но дело не только в леденцах, что Мар постоянно таскает с собой, сует в ящики стола и прячет в магмобиле, как запасливый хомяк. У него действительно такой запах. Его собственный. Киловатая, но сладкая лимонная карамель. Кому-то оскомину набьет, а кому-то – в самый раз. Ясен почти так же пах. Слаще, будто в лимон щедро домешали меда. Поначалу, а потом появился запах пыли и тлена, как у высохших до прозрачной хрупкости цветов на старой могиле. Особенно когда он стал живым. Я была для него, для Ясена. Не по своей воле. Но ведьмы всегда норовят пойти поперек. И вот у нас с Маром тьма-на-двоих, как бы странно это не звучало. И это навсегда, так же как свет. Просто я хочу, чтобы он понял – нельзя запирать. Никого нельзя запирать. В клетке, какой бы огромной и уютной она ни…
И-ди-и-и сю-у-у…
Сколы, осколки, лезвия…
Камень и стекло растет из груди и плеч. Черные и белые трехгранные иглы в алой глазури…
М-м-м, что это на тебе такое вкусное?
…да-а-а.
Да, пусть сам свой доклад пишет, раз ему так надо.
И хрупнула карамелькой, раскалывая подношение тьмы на колючие, тающие на языке восхитительные кисло-сладкие крупинки. Чтобы заглушить привкус пыли и тлена.
