4. 4
С вечера мама взялась готовить кексы. А перед этим сожгла во дворе у гаража все свои рисунки и папки с работой. Жаль. Лайма Копать позвал подглядывать и было ощущение, что зря горело. Хотя мама возле огня была очень красивая и немножко пугающая. Даже крылья в разогретом от пламени воздухе проступали.
В общем, Лайм с сестрой в кухне не появлялись. Перекусили припасенным Дарой печеньем и спать легли. А мама полночи проплакала, не так, как в ту ночь, когда страшно стало, обычно. Кексы были к завтраку. Кривоватые, но вкусные. Соленые немного только.
Парадную форму школы Лайм терпеть не мог, чувствовал себя в ней по-дурацки и как девчонка. Дурацкие короткие штаны, будто ему пять, дурацкие полосатые гольфы, короткая курточка и шарф. Тоже дурацкий и тоже полосатый, как гольфы, будто тоже гольф, только его на шею нужно мотать. Хорошо хоть ботинки свои можно было оставить. Помня про ночные бдения в кухне, рубашку Лайм сам себе погладил. Всё равно у мамы через раз выходило. Так бывает, что какая-то магия не даётся. Лайм, например, по общей стихийной не успевал. А мама вот с бытовыми не дружит.
Дара как увидела его за столом в этой глупой форме для торжеств, глаза круглые сделала и умчалась наверх. Вернулась быстро. А уже у школы, когда они почти что по классам разошлись, сказала: «Сегодня», и посмотрела так. Сразу ясно стало, что придётся ещё час во дворе проваландаться и её после урока ждать.
Вот он и ждал. На дерево влез и сидел там. Внизу бесновались мелкие, играли в вышибал. Воспитатель вполглаза смотрел за ними из окна первого этажа, чтоб магией не швырялись, а зуботычины и пинки не его забота. Это школа, тут если себя сразу не подашь как надо – так и будешь все время по деревьям, но Лайм не поэтому тут сидел. Просто с ветки было лучше видно двор и немного окно класса, где занимались девчонки и Дара. Сестра супила брови и пару раз показала в окно, что скоро.
За старыми воротами стоял магмобиль. Красный. Знакомый. С чего бы отцу Найниэ тут быть? Вот еще загадка.
Лайм так удивился, что прохлопал звонок, а Дара подкралась и подергала его за дурацкий шарф, уползший вниз удавленным полосатым удавом.
– А там, – начал Лайм, но феррато за воротами и след простыл.
– Ну? Долго ждать? – спросила бровями сестра, забросила на плечо свой рюкзак с «Черепками» и пошла к боковой калитке.
Тропка вела к остановке магбуса. На том месте, где только что был феррато, остались довольно глубокие вмятины от силовых подушек, будто он не единожды вот так поджидал. Стоянка же с другой стороны, еще два года назад перенесли, а тут и покрытия нет давно, вот и заметно.
Но Дара возмущенно свела лопатки, и Лайм бросился догонять.
Это была конечная. Окраина Центрального, у старого-престарого парка с насквозь прозеленевшей старой бронзовой оградой и коренастыми шиповниковыми кустами, росшими, как вздумается. Иногда и поперек дорожки, бугристой и перепаханной понизу корнями.
Сестра шла чуть впереди с видом человека совершенно точно знающего, что делает, и Лайм почти что успокоился. Перед ссорой родителей, она вот так же отцовский портфель с собой таскала. Едва ли не спала с ним в обнимку. Шипела, как голодный гуль над сорным ведром, стоило хоть кончик носа сунуть, чтоб узнать, что она туда напихала.
Парк закончился, и они вышли к небольшой круглой площади с фонтаном. Фонтан был такой же старый и зеленый от патины и склизкого мха, как и бронзовая ограда, что осталась позади. По центру – девицы с пузатыми банками. Щербатые. И девицы, и банки. И солнце садилось. Лучи, с трудом переваливающие через острые шляпы крыш, спотыкались на щербинах статуй и путались в прыскающих невпопад водяных струях.
