и как слегка подумав
я вышел из него
вступил поскольку пьян был
и не соображал
что изъяснялся ямбом
в припадке куража
а выхода причина
банальная друзья
туда зашли мужчины
такие же как я
то пьешь с ворами то бомонд
раскрыть готов тебе объятья
то в грязь лицом швырнет омон
а говорят что люди братья
и сестры или мать и дочь
отец и сын племянник с дядей
но почему и день и ночь
они ведут себя как бляди
как будто все им по плечу
забыв иные части тела
я вот себя спросить хочу
а ты-то что на свете делал
ну пусть родился дураком
пусть конституцию нарушил
хотя с законом был знаком
зато не убивал старушек
не брал в заложники детей
не писал мимо унитаза
не обижал своих гостей
и женщин бил всего два раза
достаточно и одного
чтоб стать безнравственным уродом
но бил рукой а не ногой
давайте лучше о погоде
пасмурно 10–12 градусов тепла
временами небольшие осадки
Начало отношений интересней
развития их – чертова тоска —
мы рождены, чтоб Кафку сделать песней,
а не свистеть как пули у виска.
Вчера похоронили сто марксистов,
тела не одевали кумачом,
один из них был графом Монте-Кристо,
другие, оказалось, ни при чем —
недурно для завязки бенефиса?
Но далее (я вас предупреждал)
сходите покурить, в буфет, пописать… —
достанет эта нудная вражда.
А в шаге за углом библиотека,
там тишина и книги – для кого? —
Читатели – такие человеки —
куда-то скрылись все до одного.
Который раз на те же грабли
нога ступила: я ж соседа
и не убил, и не ограбил,
а завязал лишь с ним беседу.
Ну да, не так миролюбиво,
как бы того ему хотелось,
а он мою бутылку пива
разбил зубами – это дело?
Выходит – дело, потому что
решил так суд преображенский,
мне моментально стало душно,
как раньше, в детстве, в бане женской.
Меня тогда водила в баню
за ручку няня. Как-то в осень
я был забыт в парной. Где няня?!
Я перегрелся, но не очень.
Пар никому костей не ломит,
как злые судьи и законы,
и я сказал в последнем слове:
«Не перейти мне Рубикона,
прошу простить…» Нахмурив брови,
свою вину признал частично, —
хоть сердце требовало крови,
я все же вел себя прилично.
Мгновения подталкивали в спину…
Успел! Глаза вернулись на орбиты.
Как хороши, как свежи были вина,
а я бледнел и выглядел разбитым.
Сознание вернулось в туалете:
припомнил закусон до чая с тортом —
ну, заднице помог я вряд ли этим,
но вычислил причину дискомфорта.
И руки не тянул к спиртным напиткам,
сортир покинув чуть не со слезами,
иначе стул и дальше мог быть жидким,
а так хотелось выдержать экзамен
на выживание (промыть желудок,
мезима горсть и прыгнуть на диету) —
и выдержал! Нет, хвастаться не буду,
но фору дам любому терапевту.
Не так страшна бывает диарея,
заставшая нас дома или в поле,
а если в Третьяковской галерее,
театре на Таганке, в Метрополе…
Стучат колеса. Поезда
идут до станции Пизда,
где круглый год поют дрозды,
чтоб орнитологам труды
писать с натуры. Соловей,
тревожа чуткий сон солдата,
свистит тут. Водку не разлей —
о чем я говорил?.. Когда-то,
давным-давно, зажглась звезда
над этой станцией веселой,
и вот представь себе, тогда
и устремились новоселы
со всех концов страны в Пизду,
под одинокую звезду,
на свет ее как мошкара —
настал и мой черед – пора,
забыв обиды и долги
(кому был я и мне кто должен),
сказать: завидуйте враги,
я и до той минуты дожил,
когда сошла печаль с лица,
и открывается такое,
что и не снилось мудрецам,
а мне до таинства рукою
достать, что плюнуть на ходу
по ветру, но имей в виду:
