Я обернулся и увидел Данилевского.
Его изумрудный студенческий китель был вычищен, пуговицы на сюртуке и кокарда на фуражке горели медным огнем, сапоги блестели, перчатки сияли белизной. На долю секунды я даже засомневался, он ли это, но веселый, чуть ироничный голос не позволил мне ошибиться.
– А я на правах родственника не заплатил за вход и, как видишь, неплохо выгадал на этом, – горько пошутил я в ответ. – Как оказалось, даже вдова и дочь покойного имеют самое отдаленное отношение к завещанию…
Студент поклонился стоявшей рядом со мной Аглае. Я поспешил представить его кузине.
В эту минуту у ворот Гражданской палаты остановилась двуколка, из которой появилась тонкая девичья фигура.
Я сразу узнал Олимпиаду Андреевну.
Она взглянула на распахнутые двери суда, из которых, оживленно беседуя, группками выходили посетители, и покачала головой. Потом она окинула взглядом улицу и, заметив меня с Аглаей, поспешила к нам.
– Так и знала, что опоздаю, – воскликнула Липочка. – Что, все уже разошлись? А я думала: вдруг, как и всегда, открытие заседания задержат? Много ли было народу? А репортеров?..
– Все досталось Кобриным, – перебил ее я.
Олимпиада осеклась. Она перевела ошеломленный взгляд с меня на Аглаю и пролепетала:
– Как?
Аглая сжала кулачки в тонких перчатках.
– Его убили, – она сверкнула темными глазами. – Отец не мог такого написать! Он не мог им все отдать! Он не мог подписаться просто, как «Петр Савельев»! Почетный гражданин и купец первой гильдии не мог так сделать! Такое просто немыслимо! Это сделали они! Сделали и подписью этой нелепой над нами посмеялись! Над нами всеми… И над вами, Мишенька, тоже…
Я покраснел.
– Душенька! – Липочка всплеснула руками. – Как же я могла такое пропустить? А что же вы теперь будете делать?
– Сперва давайте поскорее уйдем отсюда, – предложил Данилевский.
Мы вышли на бульвар. Тут было свежо и свободно. Изредка по мостовой вдалеке грохотали кареты, ландо и пролетки, здесь же деревья дарили нам тень и спокойствие.
– Если завещание подложно, разве нельзя будет это как-нибудь доказать и вернуть ваше добро? – спросила Липочка.
– Боюсь, это будет несколько сложнее, нежели описывается в дамских романах, – ответил ей Данилевский.
Липа метнула в студента недовольный взгляд.
Тот, совсем от того не смутившись, продолжил:
– Я, как, надеюсь, будущий юрист, полагаю, что сейчас еще рано что-либо предпринимать. Объявленное завещание только принято к рассмотрению. В полиции должен быть документ с описью бумаг и имущества на момент смерти. Если родственники не согласны с завещанием и подозревают, что документ подложный, или же считают, что он подписан завещателем, который пребывал не в себе, или же что духовная грамота получена под воздействием угроз здоровью и жизни, то они могут направить жалобу в Московскую Управу благочиния.
– А если это не поможет? – спросила Аглая.
– А если это не поможет, то нужно будет обратиться с прошением на имя генерал-губернатора!
– Скажи, а кто может подавать жалобы и прошения? Только вдова? – насторожился я.
– Любой близкий родственник, – обрадовал меня своей осведомленностью Данилевский.
Но Аглая вздохнула:
– Ну и что это даст? Вот возьмутся опрашивать подписавшихся свидетелей! Так Шепелевский, например, наверняка будет мертвецки пьян, и от него вовсе ничего не добьешься! Его после запоя только батюшка и мог в человека превратить!.. Мы его даже ни разу не видали после нашего приезда…
