Это было для них обычным делом, что Богдан ходил за покупками, поэтому не вызвало у того подозрений. Когда Богдан скрылся в магазине, Воронцов вышел из машины и припасенным заранее ножом проткнул покрышку, после чего вернулся в салон. Часы показывали пять минут седьмого. Кочемасов, наверное, уже звонил в офис и ему сказали, что Воронцов уехал. Радиотелефон Воронцов предусмотрительно «забыл» в офисе. Все складывалось как нельзя лучше.
Вернулся Богдан. Он ничего поначалу не заметил и обнаружил неладное, лишь когда машина тронулась с места.
– A-а, черт! – сказал он с досадой. – Колесо!
Воронцов изобразил удивление:
– Что-то случилось?
– Покрышку пробили!
Богдан вышел из машины, потоптался вокруг нее, после чего злобно поинтересовался:
– Ты не видел разве, как ее резали?
– Кого резали?
– Покрышку! – рявкнул Богдан и воздел руки к небу: – Как же можно было не заметить! Ты сидел в машине – и не видел?
– Не видел, – скорбно подтвердил Воронцов.
Он знал, что у Богдана нет с собой запаски.
Очень безалаберный тип. Все у него не как у людей.
– У меня запаски нет! – объявил Богдан.
– Что же ты за лопух! – изобразил неудовольствие Воронцов. – Я теперь из-за тебя опоздаю!
Фамилии Кочемасова он не упомянул намеренно, опасаясь, что от страха Богдан добудет покрышку из-под земли.
– Останови любую машину, пусть подбросят! – огрызнулся Богдан.
– Я тебя не оставлю. Не по-человечески это.
У них ушло полтора часа на то, чтобы разыскать ближайшую мастерскую. Богдан был мрачен и непрерывно матерился. Без десяти минут восемь он водрузил накачанную покрышку на ступицу. Нечего было и думать в это время застать на месте Кочемасова.
– Так куда едем? – поинтересовался Богдан.
– Домой, – со спокойной душой ответил Воронцов. – Я уже везде опоздал.
Поздним вечером ему позвонил Кочемасов. Он еще не успел произнести ни слова, как Воронцов ему уже бойко доложил:
– Не успели, Павел Константинович. Ехали с Богданом за паспортом, остановились на пять минут возле магазина, и какие-то подонки нам покрышку проткнули.
– Завтра в первой половине дня привезешь этот чертов паспорт, – буркнул Кочемасов.
Он, казалось, был не так уж и разозлен. Это поначалу удивило Воронцова, но потом он понял – Богдан уже успел позвонить Полкану и доложить обо всем, что с ними сегодняшним вечером произошло. Воронцов погасил свет в квартире и подошел к окну.
На улице уже было темно, и цвет стоящей у подъезда машины Воронцов вряд ли смог бы определить, но марка была до боли знакомой – «опель». «Черт бы их побрал! Даже на ночь выставили дозор».
В половине двенадцатого из Лондона позвонил Бэлл. Он был радостно возбужден. Наверное, и сам еще не мог поверить в то, что выбрался живым и невредимым из этой жуткой России. Для него Россию олицетворял Богдан, возможно, уже на всю оставшуюся жизнь. Картина – пакостнее не придумаешь.
– Я хочу поблагодарить тебя, Алекс, за теплый прием в России, – с чувством говорил Бэлл. – Я долго буду вспоминать эту поездку.
«Это уж точно», – подумал Воронцов.
– Жду тебя, Алекс! Двенадцатого, да? Я тебя буду встречать двенадцатого.
– Да, – с запинкой отозвался Воронцов. – Непременно приеду.
Бэлл, наверное, с комфортом потягивает виски, сидя у камина…
– У тебя есть камин, Ленард?
– Что? – удивился англичанин.
– В твоем доме есть камин?
– Есть.
Голубая мечта детства. Огонь горит в камине, медвежья шкура на полу… И главное – рядом ни Кочемасова, ни Богдана, вообще никого. Все это очень далеко и потому почти нереально.
