– Если я выпью еще, тебе придется выносить меня на руках.
– Я с этим справлюсь.
Он нежно обнял ее, обжигая взглядом.
Из «Трейдер вик» они вышли уже во втором часу и отправились на бал, но он показался почти скучным по сравнению с другими мероприятиями этого вечера, хотя Лиз узнала многих из тех, кого видела раньше. Все, казалось, веселились. Даже представители прессы, похоже, расслабились и просто отдыхали. К этому времени они уже закончили работу, но новоприбывших сфотографировали, когда они легко и грациозно кружили по залу в вальсе. В танце платье на Лиз смотрелось еще эффектнее.
Именно эта фотография на следующее утро появилась в газете: большое фото Лиз в объятиях Берни на балу в городской ратуше. Можно было разглядеть некоторые детали платья, но лучше всего у фотографа получилось передать сияющие глаза Лиз, когда она смотрит на Берни.
– Мама, он что, тебе нравится?
На следующее утро за завтраком, когда они развернули газету, Джил сидела, подперев подбородок обеими руками, а Лиз маялась от ужасной головой боли. Она вернулась домой в половине пятого утра и сразу рухнула спать. Только поутру Лиз осознала, сколько шампанского выпила. Это была прекрасная ночь, но теперь ее начинало тошнить при одной мысли об игристом вине. Сейчас она была совершенно не в состоянии ни спорить с дочерью, ни кого-либо обсуждать.
– Джил, он очень тебя любит.
Ничего умнее она сейчас придумать не смогла.
– Он мне тоже нравится, – но глаза Джил говорили, что такой уверенности, как раньше, у нее нет. За лето положение усложнилось. Девочка интуитивно почувствовала серьезность их отношений. – Почему вы так часто бываете вместе?
Лиз молча посмотрела на дочь поверх кружки с кофе, в голове ее немилосердно пульсировала боль.
– Он мне нравится… – А, была не была! Она решила сказать правду: – Нет, не так: я его люблю.
Мать и дочь в упор смотрели друг на друга через стол. Лиз не сказала Джил ничего такого, что бы та и так не знала, но когда предположение стало уверенностью, Джил это не понравилось.
– Вот как? И что теперь? – девочка резко встала и отскочила от стола, но взгляд Лиз ее остановил.
– Что в этом плохого?
– Кто сказал, что это плохо?
– Ты сказала – пусть не словами, а своим поведением. И ты знаешь, что тебя он тоже любит.
– Да? Откуда ты знаешь?
В глазах Джил заблестели слезы. Голова Лиз просто раскалывалась от боли.
– Он сам мне это сказал.
Лиз встала и медленно подошла к дочери, спрашивая себя, сколько ей можно рассказать, хотя было искушение рассказать все. Когда-то же все равно придется, и, может, лучше раньше, чем позже. Она села на кушетку и притянула Джил к себе на колени. Девочка была напряжена, но не сопротивлялась.
– Он хочет, чтобы мы поженились.
В тишине голос Лиз прозвучал очень нежно, и Джил, не в силах больше сдерживать слезы, разрыдалась, закрыв лицо руками, и прильнула к матери. В глазах Лиз тоже стояли слезы. Она обняла дочь, как раньше, когда та была совсем маленькой.
– Милая, я его люблю…
– Почему? Зачем надо жениться? Нам ведь и так хорошо, вдвоем…
– Хорошо? Разве тебе никогда не хотелось иметь папочку?
Рыдания прекратились, но лишь на секунду.
– Иногда хотелось, но мы и без него неплохо обходились.
У девочки до сих пор в голове был образ отца, созданный Элизабет: доброго, красивого, который умер, когда она была маленькой.
– Может, с папой было бы лучше? Ты никогда об этом не думала?
