Судя по довольному выражению лица хозяина лавки, ему удалось-таки обнаружить искомое. Некоторое время он просто с удовольствием рассматривал то, что в ящичке находилось, а потом извлек оттуда неглазированный глиняный кувшинчик, поставил его на прилавок и снова принялся что-то искать в длинных рядах ящиков, не имевших ни надписей, ни табличек, пока не нашел тот, содержимое которого его полностью устроило. Старик опять некоторое время молча смотрел в выдвинутый ящик, а потом извлек оттуда коробку, оклеенную «золотой» бумагой, и исчез с ней в одном из внутренних помещений. Впрочем, он скоро вернулся, держа в руках ту же коробку, горшочек, покрытый яркой глазурью, и ложку. Все это он разложил в рядок на прилавке. Потом неторопливо зачерпнул что-то ложкой в первом горшке и положил во второй, вытер ложку красной тряпкой, извлеченной из-под прилавка, и принялся спокойно и терпеливо растирать полученную смесь.
– Это сделает кору совершенно мягкой, – тихо заметил он.
– Кору? – изумленно переспросила Сати.
Старик улыбнулся и, положив ложку, погладил тыльную сторону своей ладони.
– То есть тело, похожее на дерево, да? Вы ведь это хотите сказать? – неуверенно спросила Сати.
– Ах!… – вздохнул он с тем же выражением, с каким говорил это слово Акидан. – Ах!.. – Он подтверждал ее слова, однако слово это имело и еще какой-то специфический оттенок. Это было «да», но не совсем. Или «да, но мы вообще-то это слово не употребляем». Или «да, но не нужно говорить об этом». То есть, «да», но с какой-то особой петлей-ловушкой.
– «В темном облаке, спускающемся с небес… раздвоенная… дважды раздвоенная…» – бормотала Сати себе под нос, пытаясь прочесть поблекшую, искусно выполненную надпись высоко на стене.
Хозяин лавки вдруг громко хлопнул одной рукой по прилавку, второй – себе по губам.
Сати даже подпрыгнула от неожиданности.
И оба уставились друг на друга. Старик уже опустил руку. Он, казалось, ничуть не был встревожен. Похоже, он даже улыбался!
– Только не вслух, йоз, – прошептал он.
Сати еще некоторое время потрясенно смотрела на него, потом спохватилась и наконец закрыла разинутый от изумления рот.
– Это просто старинный орнамент, йоз, – пояснил старик. – Совершенно бессмысленный. Просто переплетение линий. Здесь ведь старомодные люди живут. И эти люди оставляют старинные украшения на стенах, вместо того чтобы чисто их выбелить. Чтобы стены стали белыми и молчаливыми. Молчание – как снег: все исчезает под его покрывалом. А теперь, йоз и моя уважаемая покупательница, позвольте предложить вам этот бальзам: он сделает вашу кожу мягкой и позволит ей легко и свободно дышать. Не желаете попробовать?
Сати взяла на палец немножко приготовленного стариком снадобья и растерла по запястью.
– До чего приятно! – воскликнула она почти сразу. – И запах чудесный! Как это называется?
– Аромат бальзаму придает одна травка; она называется иммими; а состав – моя профессиональная тайна. Кстати, это вам ничего не будет стоить.
Сати тем временем взяла в руки горшочек и с восхищением рассматривала его. Горшочек, конечно, тоже был старинный, из толстого стекла, покрытый эмалью, с элегантной, плотно сидящей крышечкой – настоящее маленькое сокровище.
– Ох нет, нет, нет! – воскликнула она, но старик поднял к сердцу сложенные «лодочкой» руки, в точности как тогда Изиэзи, и склонил голову с таким достоинством, что протестовать дальше было бы просто неприлично. Сати ответила ему тем же жестом, улыбнулась и спросила: – Но почему?
