– А здешние сотрудники СИО совершенно перепутали все мои файлы и куда-то не туда сунули тот, который я хотел тебе продемонстрировать. – Говоря это, Тонг рылся в бесчисленных папках и коробках, стоявших на стеллажах. – Дело в том, что я его закодировал, понимая, что они, конечно же, просмотрят все мои файлы, и этот код совершенно сбил с толку всю их Систему Опознания. Но я совершенно уверен, что кассета с дублем где-то здесь… Ладно, ты пока расскажи, как у тебя дела.
– Ну… – начала было Сати и умолкла. Она уже так давно говорила и даже думала на языке довзан, что ей пришлось порыться в памяти, прежде чем выбрать подходящий для беседы с Тонгом язык: хинди не годился, английский тоже… а вот хайнский – да, конечно, хайнский! – Ты просил меня подготовить отчет о состоянии современного языка и литературы, – начала она, – однако те изменения в социальной жизни планеты, что произошли только за время моего перелета сюда… В общем, поскольку теперь здесь запрещено говорить на каком-либо ином языке, кроме довзана и хайнского, а также изучать какие бы то ни было иные местные языки, то я не имею ни малейшего доступа к тем материалам, которые на этих языках написаны. Еще вопрос, сохранились ли подобные материалы… Что же касается языка довзан, то его описание, достаточно полное и вполне адекватное, было составлено еще первыми Наблюдателями. Я могу добавить к нему лишь некоторые грамматические и лексические уточнения.
– А литература? – спросил Тонг.
– Практически все тексты, в которых использовалась старая письменность, были уничтожены. А если что-то и сохранилось, то я об этом ничего узнать не сумела, потому что Министерство к подобным материалам допуска мне не дает. Удалось поработать только с современными устными формами. Все их авторы полностью следуют указаниям Корпорации. И все произведения, даже фольклорные, все сильнее… подгоняются под единый образец.
Она вопросительно посмотрела на Тонга: не надоело ли ему ее нытье? Но он, похоже, слушал с живым интересом, хотя одновременно продолжал рыться в папках и упорно продолжал искать в компьютере «сунутый куда-то не туда» файл. Потом вдруг спросил:
– Значит, литература существует здесь исключительно в устной форме, так?
– Ну… выпускаются, конечно, всякие справочники, учебники и тому подобное под эгидой Корпорации. Вряд ли что-то еще. Разве что обучающие и общеобразовательные аудиозаписи для незрячих и специальное звуковое сопровождение текстов букваря для самых маленьких. Похоже, борьба со старой идеографической письменностью велась так интенсивно, что люди теперь просто боятся писать и совершенно не доверяют написанному слову. В общем, я сумела заполучить только аудиозаписи и видеозаписи программ неовизора. Все это продукция Министерства информации, а также Центрального министерства поэзии и искусства. В основном общеобразовательные материалы или обыкновенная агитка, а не… Во всяком случае, это безусловно не литература и не поэзия – в моем понимании этих слов. Хотя многие передачи по неовизору представляют собой некую разновидность дидактической драмы, точнее, драматизированные версии различных практических или этических проблем… – Сати очень старалась ничего не упустить, опираться только на факты и ни в коем случае не высказывать собственных суждений, не проявлять ни малейшей предубежденности, и от этого голос ее был начисто лишен выразительности.
