Толстой и Достоевский: противостояние - страница 19
– Владимир Иванович, а что с родительским собранием? – Оля виновато надула губки, пока её подруги увлечённо резали колбасу.
– Ну конечно, Оленька, я постараюсь решить все твои проблем. Но только тебе хотя бы изредка нужно заниматься. И, пожалуйста, постарайся не устраивать себе семь выходных в неделю, ну за исключением разве только среды, – он многозначительно улыбнулся. – А теперь собирайся, и мы решим, куда сегодня поедем.
На собрание Елизавета Андреевна явилась во всеоружии. После парикмахерской и косметических хитростей она с девичьей застенчивостью предстала перед зеркалом. Её немного смутил пронзительный взгляд из-под густо накрашенных ресниц. Кокетливый локон выгодно прикрыл морщинки на лбу. Элегантный костюм открывал собой новый стиль в одежде Елизаветы Андреевны. Глубокое декольте откровенно демонстрировало высокую грудь, не тронутую детскими губами. Продолжительный вырез на узкой юбке преподносил фигуру женщины по-новому. Самой себе Елизавета Андреевна показалась немного вызывающей, но отметила, что это позволяет ей выглядеть сексапильной, как она того хотела. Выйдя на улицу, женщина стеснительно ссутулилась, не умея преподнести новую внешность и сознательно мерзла без шапки, чтобы не испортить прическу. Но, оказавшись в родных стенах и знакомой среде, под действием комплиментов она охотно приняла решение восхищаться собой. С доверчивой лёгкостью покупалась на лесть сотрудников, не позволяя закрепиться мысли, что её статус совсем не тот уровень, который позволяет рассчитывать на искренность.
Во время родительского собрания среди многих серьёзных лиц она замечала только одно, которое, как ей казалось, светилось восхищением, и женщина с блаженством ловила этот свет. Всё было как-то внезапно хорошо. Ей даже не пришлось слишком много стараться, всё получалось само собой, и называлось счастьем быть выбранным.
Он подошёл к ней сам, когда другие начали расходиться, и предложил подвезти.
– Знаете, Елизавета Андреевна, – сказал полковник, останавливая машину у её подъезда, – я, пожалуй, буду почаще заглядывать к вам, если не возражаете. И интересоваться успехами племянницы.
– Вы совершенно правильно сделаете. Милости просим, – ответила женщина и, пересилив желание ещё немного задержаться в салоне автомобиля, ласково улыбнулась на прощанье.
Она на одном дыхании поднялась к себе в квартиру и набрала знакомый номер.
– Лариса, узнала? Да, это я. Здравствуй! Чем занимаешься? Выгляни на балкон, посмотри, не стоит ли чёрная машина у подъезда. Да, да, Земляничникова…Он должен был подъехать. Жду…
Не стоит? Тогда я к тебе забегу. Не против? Хочется поболтать, давно не виделись. Бегу! Жди!
У Елизаветы Андреевны было немало хороших знакомых, но Лариса жила в том же подъезде, что и полковник, с разницей на этаж. Они проговорили до вечера, не вспомнив даже об очередной серии “бразильской мыльной оперы”. Елизавете так хотелось поделиться столь редкой в её жизни новостью и посоветоваться по поводу собственных рассуждений на тему далеко зовущей мечты.
***
Лариса высунулась из кухонного окна на звук подъехавшей машины. Из чёрной девятки вышли Земляничников и молоденькая светлая девушка.
“Ага, племянница”, – догадалась женщина.
Дядя с племянницей скрылись в подъезде.
Через некоторое время странные звуки, доносившиеся с чужого балкона, заставили женщину снять с плиты сковороду с шумно брызжущим жиром и прислушаться. Любопытство вывело её на балкон. Она наклонилась над перилами и чуть не уронила свои очки. Прямёхонько из открытой форточки полковничьей квартиры вылетали совершенно обескураживающие звуки. Надрывный, неживой (будто с телевизора) голос стонал: “О, ес! О, ес, ес!”