Собеседница плотно сжала губы и с виноватым видом уставилась на склеп.
– Да и взять хотя бы вот этого вот Толстого, Алексея Константиновича, – не унимался Никифор. – Казалось бы – наша гордость. Ходим, щёки надуваем, хотя сами-то мы тут при чём? Разве наша заслуга, что обитаем рядом с его усадьбой, где он даже не родился, а просто пожил с десяток лет? Да вот уж вряд ли! Но нет – грудь колесом: такой, мол, поэт был замечательный, наше всё, без пяти минут Пушкин. Школьников в усадьбу со всей области возят, хотя от настоящего толстовского гнезда там и кирпичика не осталось. Любим, любим Алексея Константиновича, как отца родного! Души не чаем! А где ж тогда миллионные тиражи его книг?! Что при СССР напечатали, то и имеем. Сущие крохи! А в наши дни не то что миллионных тиражей, а вообще никаких нету! Ну, разве что та проза, которая у него про вампиров, – вот это публике интере-е-е-е-е-есно, да-а-а-а-а-а! Острые сюжеты подавай. А где мысль чуть поглубже – всё, уже мозгов, простите меня за резкость, не хватает…
Сергеев поймал себя на том, что вот-вот пустится в откровенное юродство. Смолк, по примеру свечницы уставился на склеп.
Повисло гнетущее молчание. Женщина переминалась с ноги на ногу – она Толстого чтила, как и большинство здесь, но за всю свою жизнь прочла лишь пару-тройку его стихотворений и потому приняла обличительную тираду Сергеева на свой счёт.
Трудно сказать, в какую степь понёсся бы дальше тот несуразный разговор, если б не голос от калитки:
– Простите.
Скрипнули петли. Никифор со свечницей обернулись. К ним поднимался хорошо одетый молодой человек – худощавый, с модной стрижкой и в очках-хамелеонах. Чёрная сумка через плечо. Явно с дороги. Сунул руку в карман, извлёк и протянул визитку.
– Добрый день. Я журналист из Москвы.
Сергеев карточку машинально принял, сощурился, прочёл имя владельца и название периодического издания, но ни слова не запомнил – передал обратно, не предложив свечнице тоже ознакомиться.
– Пишу большой исследовательский материал о влиянии мистического фольклора на творчество Але… – У журналиста глаза полезли на лоб. – Это что… его МОГИЛА?!
– Склеп, – поправил Никифор.
– Граф с супругой тут похоронены, – добавила служительница.
– О-чу-меть.
– Вы, молодой человек, пожалуйста, выражайтесь как-нибудь покультурнее, – мягко осадила его женщина. – У церкви всё-таки находитесь.
– Пардон, – нехотя извинился гость. – А фотографировать можно?
– Пожалуйста, фотографируйте. Нельзя только в храме, а тут не запрещено.
Журналист снял с плеча сумку, поставил на землю, стал дрожащими руками расчехлять фотоаппарат.
– Вот тебе и «большой исследовательский материал», – буркнул Никифор.
– Фольклор собираете? – спросила свечница.
– Да. Поверья, легенды, прочее подобное.
– Ищете местных, которые вам что-нибудь расскажут? Иначе, наверное, не потащились бы в такую даль.
– Вроде того. – Парень занимался своим делом – фотографировал, не глядя на собеседницу.
– Так давайте я вас отведу туда, где вам много такого расскажут. С пустыми руками в свою Москву точно не уедете.
– Вот это было бы чудесно! – обрадовался молодой человек. – Только несколько снимков сделаю, пара минут.
Вдалеке, со стороны посёлка у железнодорожной станции (километров восемь от села, называется тоже Красный Рог), послышалось нарастающее тарахтение мотора. Вскоре у церковной калитки показались старые «жигули».
