Толсты́е: безвестные и знаменитые - страница 14

Но в чём же причина появление в голове Толстого нелепых идей, которые стали основой «философского учения»? В письме Николаю Страхову 8 апреля 1878 года, возможно, не совсем понимая сути того, что пишет, Толстой невольно признаётся:

«Всё как будто готово для того, чтобы писать – исполнять свою земную обязанность, а недостает толчка веры в себя, в важность дела, недостает энергии заблуждения, земной стихийной энергии, которую выдумать нельзя. И нельзя начинать».

«Энергия заблуждения» – это и есть тот самообман, о котором говорилось выше. Для художественного творчества это необходимое условие, поскольку раскрепощает, в первую очередь, фантазию, придавая дополнительные силы. Но вот когда дело дойдёт до философии, тут нужно честно отдавать себе отчёт, что не всё написанное тобой истинно, что каждую мысль нужно поверять сомнением, а ещё лучше – «обкатывать», «отшлифовывать» в дискуссии с интеллектуалами. В дневниках Толстой не раз пишет о своих сомнениях, но вот характерное признание – запись, сделанная 28 апреля 1908:

«Нынче, лёжа в постели, утром пережил давно не переживавшееся чувство сомнения во всём».

С начала 1980-х годов сомнения Толстого были сосредоточены на вопросах веры, на поисках разумного переустройства государственного управления. В то же время он начал сомневаться в том, что литературное творчество может повлиять на людей, изменить их к лучшему. Читаем в «Исповеди»:

«Взгляд на жизнь этих людей, моих сотоварищей по писанию состоял в том, что жизнь вообще идёт развиваясь и что в этом развитии главное участие принимаем мы, люди мысли, а из людей мысли главное влияние имеем мы – художники, поэты. Наше призвание – учить людей… Вера эта в значение поэзии и в развитие жизни была вера, и я был одним из жрецов её… Первым поводом к сомнению было то, что я стал замечать, что жрецы этой веры не все были согласны между собою. <…> И они спорили ссорились, бранились, обманывали, плутовали друг против друга. Кроме того было много между нами людей <…> достигающих своих корыстных целей с помощью этой нашей деятельности. Всё это заставило меня усомниться в истинности нашей веры».

Прежде всего, возникает впечатление, что для Толстого спор – это что-то вроде зубной боли. Приходится терпеть, но хочется поскорее от неё избавиться. Он полагал, что умные люди должны договориться между собой, прийти к единому, согласованному мнению. Иначе это не интеллектуалы. Но как можно выработать единые взгляды по основным проблемам, волнующим людей, если избегать дискуссий? Если не удаётся оппонента переубедить, загнать его в угол доказательствами своей правоты, значит, не готов к такому спору. Прав Лев Николаевич в одном: множество людей, не исключая и писателей, озабочены собственными проблемами – карьерой, заработком, жаждой славы. На остальное им наплевать, хотя на словах могут выглядеть поборниками справедливости и защитниками угнетённых. С другой стороны, нельзя же от каждого литератора требовать, чтобы он был светочем мысли. Многие просто развлекают, вполне прилично владея литературным языком и не считая, что непременно обязаны нести разумное и светлое… Ну что поделаешь, если эта задача им не по плечу?

Вообще же, учение – это слово вряд ли применимо к труду даже таких писателей, как Толстой или Достоевский. Правильнее было бы сказать, что сверхзадача писателя состоит в воспитании нравственности, хотя это понятие также может вызвать возражение, поскольку многие люди понимают воспитание как навязывание ученику каких-то чуждых ему мыслей, а кое-кому даже чудятся забор с колючей проволокой и сторожевые вышки с пулемётами. Пожалуй, самая точная формулировка такова: писатель должен по мере собственных сил и возможностей, которые ему предоставляет избранный им литературный жанр, способствовать повышению уровня нравственности своих читателей. Скорее всего, Толстой это прекрасно понимал, но когда в значительной степени исчерпал творческий потенциал в художественной литературе, стал придумывать самые нелепые оправдания. Позже он поверил в свои выдумки, и попытался создать нечто, со временем получившее звучное название «философского учения».