Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - страница 19

В дальнейшем в Гарварде он все-таки занимался греблей, но в одиночку, а летом в Истерн-Пойнт ходил под парусом. Навещали его там и университетские знакомые. Родители разрешали ему покидать Истерн-Пойнт вместе с ними на несколько дней – и он иногда ходил до самой канадской границы, а однажды с двумя однокурсниками из-за шторма провел пару дней на маленьком островке, питаясь исключительно омарами.

И все же весь первый год в Гарварде Том, как он не раз признавал в будущем, в основном бил баклуши. Едва ли в эти годы он чувствовал себя особо религиозным – скорее стремился отвернуться от слишком упрощенной родительской веры. Силу противоречий, неразрешимых в земной жизни, хорошо понимали отцы церкви, но от них всячески пытались избавиться унитарианцы, во всем искавшие логически безупречной ясности.

Джон Донн, поэт, стихи которого с таким увлечением читал Том, противоречий не избегал – скорее наоборот. Том едва ли в это время задумывался о глубоких парадоксах веры, но на фоне довольно бледной и подражательной американской поэзии начала ХХ века стихи Донна выглядели прорывом в иное измерение:

После летних каникул Том переехал на 22 Russell Hall, оставаясь в пределах «золотого берега». Теперь его соседями стали Говард Моррис и Джон Робинсон, все трое договорились поселиться совместно, зная друг друга по Milton Academy. Ни Моррис, ни Робинсон не отличались ярко выраженными литературными интересами, но Тома это устраивало.

Знакомые, разделявшие интерес к литературе, у него тоже появились, но не из числа соседей. Это были Конрад Эйкен и Уильям Тинком-Фернандес. «Тинк», на семь лет старше Тома, был ярким примером гарвардского космополитизма – он родился в Индии, отец его был англо-португальского происхождения, а мать – настоящая индуска, «хинди». Жил он в Нью-Йорке и приезжал в Гарвард только на занятия, поэтому старался записываться лишь на лекции, читавшиеся по вторникам и четвергам, подобно вымышленному Голдкостидесу.

Робинсон был яхтсменом-энтузиастом. Рослый, тяжелый Моррис считался легким в общении, любил хорошо поесть, выпить и послушать музыку, но мало интересовался литературой. После Гарварда он стал брокером на Уолл-стрит. Позже он взял в свадебное путешествие подаренный автором экземпляр «Бесплодной земли»[54], поэмы, сделавшей Элиота знаменитым, объявил «чушью» и выкинул из окна поезда. Тем не менее дружбу с ним Элиот ценил и переписывался с Моррисом до его смерти в 1954 году[55].

Важной стороной гарвардской социальной жизни являлись клубы, и Том вступил сразу в несколько. К слову, в студенческом Гарварде, в отличие от Бостона, действовал «сухой закон», но он не распространялся на клубы. Почти сразу он стал членом Southern Club – ведь Сент-Луис это почти Юг. В начале второго курса его приняли в элитный Digamma (это название одной из архаических греческих букв, «двойной гаммы»). Незадолго до получения диплома он вступил в Stilus Club и Signet Society – их названия подчеркивали интерес к литературе. Все эти клубы были чисто мужскими.