Томка и рассвет мертвецов - страница 7



Но нужно сделать небольшой перерыв.

Он выпрямляется, оглядывается вокруг. Проспект Ленина, центральная улица города. Пустынная, но яркая в свете ночных огней. Если пройти километр в сторону северо-запада, можно будет свернуть на пешеходную улицу, местный Арбат. Там полно ночных заведений, и в любое время года и суток можно встретить таких же беспечных, как и он сам, людей. Пожалуй, он так и сделает – свернет на Арбат, а там по Набережной, мимо дворца спорта, на Свердловский проспект, ну а дальше и до дома рукой подать. Он уже преодолел добрый десяток километров, самую тяжелую часть пути, дальше будет проще. Он чувствует себя гораздо лучше, хотя все еще пьян, безусловно.

В смятой пачке еще оставалось три сигареты. Нужно оставить до конца пути, а возле дома он заглянет в ночной ларек. Он мог бы купить сигареты и здесь, в центре, но уверенности в том, что речевой аппарат готов к переговорам с продавщицей, пока не прибавилось. Вот будет смеху, если он засунет голову в окошко и сможет выдавить только «мы-бы-вы».

Он присаживается на скамейку остановочного комплекса, закуривает. Голова уже не шумит от сигареты. Лавочка деревянная, но очень холодная. Да и черт с ней. Вот бы сейчас еще автобус подкатил! Медлительный троллейбус тоже сгодится, нам не до жиру. Но никакого транспорта нет, уже третий час ночи, только редкие автомобили проносятся мимо. Напротив остановки, на другой стороне улицы, мигает призывными огнями дорогой обувной магазин, справа от него мерцает неисправная вывеска закусочной, где готовят отличные бутерброды – большие, сытные, с огурчиками, помидорами, толстыми кусками бекона. Интересно, она круглосуточная? Кажется, нет.

Ястреб, Ястреб, Ястреб… Гнида.

Стоит ему вспомнить это имя, и в душу врывается холод почище окружающего. Он уже представляет, как ему паршиво будет завтра утром (или после обеда, учитывая предполагаемое время отбоя), когда он протрезвеет. Со стопроцентной точностью можно предсказать, что он, проснувшись, тут же побежит в ближайший пивной магазин, чтобы притупить боль и отчаяние. Затем снова сон. Замкнутый круг. Цепь с прочными стальными кольцами, которую ему никак не удается разорвать.

Докурив сигарету, он автоматически, даже не замечая этого, тут же закуривает вторую. Взгляд привлекает движение справа. Он слышит голоса, громкие, мужские. Кто-то приближается, двое или трое. Остановку закрывает от тротуара трехсторонняя стеклянная перегородка с рекламой концертов и шоколада, и если сместиться чуть вправо, можно спрятаться. Не стоит привлекать к себе внимание. Все-таки ночь, а он совсем один и крайне уязвим в своем нынешнем состоянии.

Голоса приближаются. Уже слышен стук каблуков. Голоса молодые, звонкие, радостные, беспечные даже. От таких можно ожидать чего угодно.

Он съеживается. Мысленно считает до десяти. Голоса умолкают. Группа мужчин останавливается у него за спиной, за стеклом.

Вот зараза!

Внезапно он ощущает себя очень маленьким. Тщедушным и беззащитным, как в школе. Пожизненно сидя на второй парте, он всегда втягивал голову в плечи, когда рука учителя с зажатым в ней карандашом парила над журналом. Снимаясь для общей фотографии, он занимал самое крайнее место, чтобы не бросаться в глаза. Он всегда в толпе, окруженный частоколом сверстников, более энергичных и подвижных. Он маленький, очень маленький человек и не хочет привлекать к себе излишнее внимание. И с возрастом ничего не меняется.