– Ну если фи так сщитаете, Питер… – со вздохом произнес доктор.
– Всякие сантименты – это не по моей части, – продолжал Питер. – Но долг… долг – это дело совсем другое.
И с величием древнего римлянина Питер поблагодарил доктора и распрощался с ним. Затем призвал Томми.
– Томми, доктор весьма одобрительно высказался о твоем здоровье, – сказал он, не поднимая глаз от рукописи. – Так что прекрати дуться. Можешь оставаться.
– Говорила же вам! Не стоило зря деньги тратить.
– Но придется подыскать тебе другое имя.
– С чего это?
– Экономка должна быть существом женского пола.
– Терпеть не могу девчонок.
– Вообще-то я и сам о них не очень высокого мнения, Томми. Но что поделаешь! Для начала купим тебе стóящее платье.
– Ненавижу юбки. В них неудобно.
– Томми! – строго сказал Питер. – Не упрямься!
– Говорить правду не значит упрямиться! – упрямилась Томми. – В них тесно. Попробуйте сами надеть!
Платье было быстро подобрано, а затем подогнано по фигуре. Однако с именем оказалось несколько сложнее. Миловидная, веселая дама с хорошо известным ныне, весьма уважаемым и благозвучным именем является теперь почетной гостьей многих литературных салонов. Но в узком кругу старых друзей ее по-прежнему зовут Томми.
Недельный испытательный срок подошел к концу. Питеру, с его чувствительным желудком, пришла в голову спасительная мысль.
– Послушай, Томми… то есть Джейн! – сказал он. – По-моему, нам стоит нанять женщину, которая только готовила бы еду. Тогда бы у тебя, Томми… то есть Джейн… оставалось больше времени, скажем так, на другие дела.
– Какие другие? – спросила Томми, вздернув подбородок.
– Ну… в комнатах прибирать. Еще… пыль вытирать.
– Что мне, круглые сутки пыль в четырех комнатах протирать?
– Но ведь, Томми, есть еще другие поручения. Гораздо удобней посылать с поручениями человека, зная, что не отрываешь его от домашней работы.
– К чему это вы клоните? – выгнула бровь Томми. – Я и так у вас загружена меньше чем наполовину. Я могу и то и другое…
– Слушай, что тебе говорят! – топнул ногой Питер. – Чем скорее ты это поймешь, тем лучше для тебя. И не смей мне перечить! Что за глупости! – Питер был готов высказаться и покрепче, настолько решительно он был настроен.
Не говоря ни слова, Томми вышла из комнаты. Питер подмигнул Элизабет.
Бедняга Питер! Его триумф оказался быстротечен. Через пять минут Томми вернулась, облаченная в длинную черную юбку, стянутую ремнем, синюю блузу с большим вырезом, серую в крапинку куртку, замотанная шерстяным шарфом; алые губки были надуты, длинные ресницы, прикрывая черные глазки, трепетали.
– Томми! – (Строго.) – Это что за маскарад?
– Я понимаю, я вам не подхожу. Спасибо, что устроили мне испытание. Сама виновата.
– Томми! – (Менее строго.) – Не будь идиоткой!
– Я не идиотка! Это все Эмма. Уверяла меня, что хорошо готовлю. Что у меня прямо-таки способности к этому. Как лучше хотела…
– Томми! – (Без тени строгости.) – Садись. Эмма совершенно права. Как кухарка ты… ты подаешь надежды. Как правильно говорит Эмма, у тебя есть способности. К тому же… тебе присущи оптимизм и настойчивость.
– Тогда почему вы хотите нанять кого-то вместо меня?
Ах, если б Питер смог ответить искренне! Он бы тогда сказал: «Дорогое дитя, я одинокий, старый джентльмен. И осознал я это… совсем недавно. И теперь мне уже никуда от этого не деться. Моя жена и мой ребенок скончались много лет тому назад. Я был беден, иначе сумел бы спасти их. Оттого мне было так тяжело. Часы моей жизни остановились. Ключ от них я упрятал далеко-далеко. Я гнал от себя воспоминания. Ты выбралась навстречу мне из безжалостного тумана, пробудила старые мечты. Не уходи же, останься…» Быть может, тогда, несмотря на весь свой неукротимый бунтарский дух, Томми согласилась бы стать полезной ему и Питер смог бы добиться своего с меньшим ущербом для желудка. Но расплата за отсутствие сентиментальности в том и состоит, что нельзя даже самому себе в слабостях признаваться. И Питеру пришлось изыскивать иные методы воздействия.
