Отец был насквозь мокрым. Засаленные слипшиеся волосы. Смахивая капли с носа, бежал ко мне и яростно пыхтел.
– Где мой любимый мальчик?! Малыш, ты как?
Мне надо было сказать фразу, но я просто улыбнулся, испустил пенистую слюну на подбородок; попытался протянуть руки.
– Ты же мой маленький. Как же я тебя люблю! Иди к папочке…
– Папаша, застегни ширинку! Припёрся, понимаешь ли, в рваной одежде!
– Да где?!
– Везде!
Это было неожиданно; мне ещё тогда казалось, что все существа вокруг меня счастливы. Но осознать подобное было трудно. Да уж, не думал, что мои родители будут ругаться. Я не хочу, чтобы они ссорились. И мне пришлось заплакать. На мгновение прекратились споры, они посмотрели на меня очень внимательно. Я попытался улыбнуться. Они успокоились, обнялись. Такими я их видел в последний раз.
А что такого было в одежде Роуда, моего папы? Темно-синие джинсы, желтое худи. Немного торчащий живот, его низ, набухшие вены на висках. Он выпил, лишь немного и лишь за меня!
– Сколько раз говорить тебе об этом, милая?!
– Подожди, посмотри. У него на глазах появились слезы. Это ты виноват!
Он замолчал, опустил лицо и загрустил.
"Папочка, что с тобой произошло?" – я хотел бы это сказать, но ещё сильнее поник.
– Поехали, домой.
– Да уж, быстрее поехали! Хотя нет, мы не можем. Надо немного подождать. Присядь, к нам ещё не пришёл врач.
Знойная мошка летала вокруг яркого лимонного света и никому не давала покоя. Мне хотелось посмотреть на этот дом, чем-то он привлекал названием своей улицы "ДобрыеРуки". Сильно хотелось ощущать это тёплое объятие на себе, так сильно, что скулы должно свести от счастья. Настолько нежно, что стало бы очень тепло близко ощущение легкости, улыбка сама бы внезапно возникла. Это точно стоит того, чтобы называться маленькой радостью. Я бы хотел жить долго-долго, дарить всем свое горячее тепло и любовь. Любить каждого человека, каждое животное, каждую букашку и каждого, кто в этом нуждается – хочет, чтобы его любили, искренне и по-настоящему.
– Здравствуйте!
Вошла девушка, в белом халате, со светлым пучком на голове, в очках. Не думаю, что у неё есть какие-то проблемы со зрением, а выглядит она даже очень симпатично. Можно было бы, и влюбиться, но увы, я так мал.
– Я ваша медсестра, зовите меня Джесси Харткинс! Как дела у малыша?
– Всё очень хорошо. Спит, улыбается!
– Это прекрасно. Вы хотели бы забрать его с собой домой?
– Разумеется, иначе никак…
– Отлично! Тогда следуйте некоторым правилам: частый постоянный сон, желательно включать успокаивающую классику, внимание и забота. Поменьше ссор, дети в таком возрасте очень восприимчивы!
– Ну, конечно же, мы все прекрасно понимаем. Что-то ещё?
– Вроде бы все сказала что надо.
– Славно! Тогда всего хорошего!
Мама ловко взяла меня на руки, и мы пошли к машине. Ещё долго я смотрел вслед этой медсестре; будь я чуть старше, а она чуть моложе, могли быть вместе, моя харизма и обаяние забрали бы её себе. Ведь она такая красивая: тонкие ножки, упругая грудь и остальное. Внимательный взгляд. Думаю, она тот самый человек, который правильно определился со своей профессией.
Двери захлопнулись, медсестра испарилась. Я опустил свою голову, загрустил и уснул…
Нас ждал чёрный "Фольцваген"
2
Это было сладким предвкушением того, что я ждал с огромным недетским азартом. Да-да, только с пелёнок, а уже настолько сильно заинтересованный в дальнейшей жизни. Почти ничего не слышал с улицы, что происходило за матовым окном, но было очень интересно. Только редкий рев мотора машин и все.
