Женщина вспыхнула.
- Я не боюсь! А суп варила ты, тебе и наливать.
- Бирта! – прикрикнула Альвдис. Она была еще молода, и потому некоторые женщины старше нее иногда забывали, что стоит подчиняться дочери вождя. Прощалось такое лишь Халлотте.
Бирта поняла, что сказала лишнее, покорно наклонила голову и завозилась у котелка, а Альвдис снова повернулась к Мейнарду, наблюдавшему за женщинами. Он покачал головой.
- Я не хочу супа.
- Ты должен есть. – В таких вопросах Альвдис была непреклонна. – Я это знаю. И ты будешь есть.
- Ты приказываешь мне? – удивился он.
- Конечно, я тебе приказываю. Ты пленник и... раб в этой деревне.
Почему-то Альвдис не хотелось называть его рабом. Он вырвался в жизнь обратно, несмотря на то, что смерть почти забрала его, и это казалось ей не только собственной заслугой, но и его тоже. Он также казался ей отличным от всех остальных. Остальные, очнувшись и поняв, где находятся и почему, тут же принимались бормотать молитвы (так сказал Сайф), а этот – нет.
- Раб. – Он повторил это слово, подумал и кивнул. – Это могло случиться. Да.
- Откуда ты знаешь наш язык? – спросила Альвдис с любопытством. – Остальные не знают.
- Кто-то еще выжил? – спросил Мейнард резко, и Альвдис удивилась, услышав такой тон.
- Немногие. Море обошлось с ними сурово.
- Не только море. Ваши воины.
- И наши воины, - согласилась она с гордостью. – Ты после увидишь остальных, но сейчас ты должен поесть. Сможешь держать миску?
Бирта передала ей суп, налитый в глиняную плошку, и Альвдис осторожно опустила ее в руки пленника. Они не дрожали, и он уверенно поднес миску к губам.
- Ты сильный, - удовлетворенно сказала Альвдис. – Ты выживешь.
4. ГЛАВА 4
Мейнард лежал и смотрел, как северная девушка хлопочет у огня.
Она что-то резала широким ножом с костяной рукоятью, ссыпала нарезанное в котелок, подвешенный над бойким пламенем; двигались худенькие лопатки под рубашкой-платьем, на которое сверху было накинуто второе, без рукавов, перехваченное поясом. Девушку звали Альвдис, и Мейнард уже знал, что она – дочь вождя, того самого воина, который привел северян в монастырь.
Что же, Богу было так угодно. Монастырь пал, добыча захвачена и разделена между победителями, и, кроме того, удалось взять рабов – в том числе Мейнарда. Остальные, как сказала Альвдис, уже трудились на благо деревни, и Мейнард станет, едва окончательно поправится. Еще она сказала, сегодня придет кто-то, кто расскажет ему о том, как сложится его дальнейшая судьба. Надсмотрщик, видимо. Мейнард усмехнулся.
Ему не хотелось думать об этом, вообще не хотелось ни о чем размышлять. Это случилось с ним впервые за долгое время. В монастыре он не мог отделаться от мыслей, они ходили за ним хвостом, словно привязавшаяся собачонка. А здесь, очнувшись после долгих недель, проведенных в бреду, Мейнард ощутил спокойствие. Дом, где он оказался, стоял на отшибе, и звуки деревни не долетали сюда, и людей он со вчерашнего дня не видел, кроме Альвдис, ее помощницы и хмурого паренька, который сторожил дверь. На ночь ее запирали, но при всем желании Мейнард не смог бы, да и не захотел, покинуть это жилище.
Монастыря больше нет, и куда идти? Некуда. Бог, может, что-то и говорит ему так, да только Мейнард пока разобрать не в силах. А значит, нужно последовать Его воле, ничего больше не желать, ничего не просить, так как пути Господни никто исповедать не может.
