Тонкий ноябрьский лед - страница 13



Я отправила Диане сообщение, а она перезвонила со своего мобильника, не со спутникового телефона.

– Ты что, успела добраться до цивилизации? – спросила я.

– Да. В те редкие секунды, когда интернет и прочие блага у меня появлялись, то все дрожало от звона маминых сообщений. Я и поехала поближе к цивилизации. Рита, сделай одолжение – переговори с мамой.

Я зажала телефон ухом.

– И что я узнаю? Что я обязана немедленно купить билет на экспресс до Петербурга?

Пятясь, чтобы друзья не услышали обрывки разговора, я удалилась на немалое расстояние. Видно, как Денис повел Кирилла за кофе, чтобы наш водитель мог добить несчастные 40 километров.

– Что мама боится за тебя, – произнесла Диана, – У нее есть причины быть такой: со своим бредом про счастливые отношения с мерзким Максом и с острой боязнью, что кто-то из нас однажды выйдет из дома и не вернется туда. Она потеряла ребенка. И не смогла продолжить жить дальше, если после этого вообще существует какая-то жизнь. Ты знаешь, что нет названия для родителей, потерявших детей? Есть вдовы и сироты, но нет слова, которое бы обозначало осиротевшую мать. Это я почерпнула недавно. И полностью согласна.

К прогулкам пристрастилась и Лиза – она ходила вокруг палаток с овощами, обхватив себя руками и – даже отсюда заметно – думая о чем-то печальном. Что в ней перевернулось за день?

– Да все я понимаю, – прошептала, зная, что у Дианы уникальный слух.

– Она в шоке от твоих метаморфоз.

– От моих? Ты вообще не приезжаешь домой. Не показываешься. Ездишь по лесам одна. Мама же с этим как-то мирится.

– Разве я после гибели Вики поменяла свой образ жизни? – с уверенностью спросила Диана, ведь то был риторический вопрос, – А ты?

Я поменяла. Я, как мама, и не жила после Вики.

– Допустим. Хорошо. Постараюсь найти оправдание своему поступку и позвонить маме.

Раздались гулкие звуки, и Диана пророкотала:

– Что? Нет, не занимай позицию виновного. Ты ни в чем не виновата. Но скажи ей обо всем по-человечески. А то у вас странные отношения: то ты слушаешься ее практически во всем, то уезжаешь, предупредив об этом в сообщении.

На сердце потеплело:

– Если у меня когда-нибудь родятся дети, то, ты осознаешь, что будешь для них «той самой тетей», которая поселилась на краю света, приезжает раз в год, как снег на голову, балует деликатесами и привозит чемодан сувениров?

– Угу. Той, что всегда в черных очках.

Вдвоем мы посмеялись, наслаждаясь моментом. Я сбросила звонок и опустила телефон, засунув его в передний карман удлиненных шорт.

Парни до сих пор болтались у забегаловки, о чем-то хихикая, как матерые сплетницы.

– Все хорошо? – озаботилась моими чувствами Лиза, когда я, впечатывая подошвой в песок треугольный камушек, встала подле нее.

– Порядок.

– Почему все не может быть так легко, как у детей? – поделилась размышлениями Лиза, и я отметила, что она вымышленным ножом ковыряет какую-то свою рану.

– Что с тобой?

– Ничего. Тоска напала, – вертелась она, избегая разговора. Только что мы говорили с Дианой про детей. Интересное совпадение.

– У детей тоже бывает нелегко, – скрестив руки на груди, ответила я, – Обиды. Провалы. Завышенные требования родственников. Травля в школе. Не каждому везет с семьей. Детская боль ничем не отличается от взрослой.

Неопределенное мычание от Лизы меня не устраивало, но к нам устремились парни, и я посчитала, что лучше сохранить приватность беседы. Лиза не говорит при них. Какие бы ни были мотивы, заставлять я не буду. Как по мне, ужасно, когда человека заставляют вытаскивать переживания на всеобщее обозрение против его воли, чтобы друзья и родственники вынесли свой вердикт.