Тонкий ноябрьский лед - страница 26

– Как же вредны физические нагрузки после плотного ужина. Меня сейчас стошнит, – жаловалась Лиза. Но стенания быстро перетекли в похрустывание плоскими хлебцами, которые она стащила с ужина.

– Как ты ешь эти корки?

– С аппетитом.

Для меня обычные хлебные корки и то были лучше.

Фигура Кирилла мелькнула в просвете между перилами, но к нам он не поднялся, его лицо покраснело, а на лбу вздулись синие вены, столь явные, что и через этаж заметны. Он чем-то расстроен. И зол. Лиза выдернула нитки из расползающегося оверлочного шва на футболке и сказала, скрывая тоску непринужденностью:

– Мы здесь вместо его гастролей.

– Серьезно?

– Они с командой от института организовали выездные мероприятия, собирались отработать навыки, привыкнуть к вниманию публики… Но Кирилла заменили на второкурсника. Близкий друг обменял Кирилла на новичка.

– Почему? – недоумевала я.

– Этот друг – организатор их выступлений. Он за эту замену получил щедрое вознаграждение. Второкурсник тот, кроме как реализовывать билеты через знакомых, ничего не умеет, но его отец посчитал, что сыну нужна практика. И заплатили.

Из груди вырвался смешок. Ядовитая ирония. А я-то считала, что незадачливые балагуры, вроде Кирилла, не испытывают ни разочарования, ни скорби, у них отсутствует кнопка «уныние», они всегда веселые и взбалмошные. Вечные оптимисты.

Да уж. Слепые стереотипы.

– Как это низко, – выразила свое негодование как можно короче, потому что Лиза думала над чем-то другим.

– Даже преподаватели расстроились, хоть и не имеют к их выступлениям вообще никакого отношения. Кирилла бросили друзья. А сейчас все звонят и упрашивают, чтобы он прервал поездку и подменил новобранца на выступлениях. Но он уже не уверен, что ему нужны эти любительские гастроли и такие друзья.

Я снова посмотрена вниз – на красное лицо Кирилла, бродившего под лестницами. Понимаю. Тысячу раз нужно подумать, прежде чем восстановить сотрудничество с ненадежным человеком. Я бы не восстанавливала ничего. Предатель однажды – предатель навсегда.

– Разве это не глупо? – от электрических ламп наша кожа выглядела желтой, – Променять часть команды на сиюминутную выгоду?

– Видимо, организатор умом не блещет, – согнулась Лиза. Ее спина начинала болеть.

– Или в данный момент выгода перевесила долгосрочные перспективы.

– Каким образом?

– Предположим, у тебя просрочен кредит, из-за него не дают ипотеку, а приставы уже отправляют исполнительный лист на работу, и вдруг тебе с неба валится нежданное наследство. Ты пустишь его на погашение кредита или на покупку акций?

– На кредит, разумеется, – ответила Лиза.

– Вот. Конечно, акции выгоднее, но, если ты в западне, то тебе, наверное, придется сделать выбор в пользу долгов. Хотя не все с этим согласятся.

– Но они были не только, как бы сказать… коллегами, а друзьями, – по нам пробежала тень.

– Видимо, не были.

На этом мы разошлись.

В номере я разломила булочку на две части, но есть перехотелось.

В коридоре ключом открывала дверь Лиза, дождавшись Кирилла, который топал громче слона, раздираемый несправедливостью. Какая-то нелогичная несостыковка: Кирилл и переживания. Как пляжные шлепанцы и снежная буря. Впрочем, и не такое можно увидеть в разгар новогодних праздников, но в глаза-то бросается.

Насыщенность сегодняшнего дня выбила меня из колеи. Пошарив по шортам, обнаружила, что на них не хватает пуговицы: видимо, она отлетела, когда я стаскивала маскировочный костюм. На балконе я немного свесилась за ограждение, чтобы улучшить обзор, и наслаждалась видом закрывающихся цветов, охваченных серой дымкой, похожей на туман. Звезды скрыты облаками. А жаль. Хотелось на них посмотреть. Положив подбородок на сомкнутые руки, я просидела на коленях перед перилами часов до десяти. Наконец, пришло полное осознание того, что этот вечер мог стать моим худшим кошмаром. Например, в каком-нибудь подвале неблагополучного района. В багажнике машины. В могиле. Кто знает, зачем я понадобилась тому человеку. Возможно, похищение и продажа. Сколько людей ежегодно попадает в рабство? Миллион? Если не все пять миллионов. Если вдуматься, то это жутко. Живой человек, который по факту почти что мертвый – никто не знает, где он и что с ним. Даже смерть воспринимается более реальной, чем подобные случаи.