Тополь - страница 39

Сад был все так же изумительно красив. Умирая и рождаясь каждый год, его стволы, кроны и стебли как будто подминали под себя собственную смерть, превращая ее в нечто столь же заурядное, как купание или стрижка. Двенадцать смертей и двенадцать рождений протекли для него незримо, тогда как люди, гордо расхаживающие по нему, старели, безнадежно несясь от одного мучительного начала к одному мучительному концу.

Хозяина не пришлось долго разыскивать. Еще не дойдя до землянки, я услышал знакомое насвистывание. Через мгновение из чащи появился и сам свистун. Его длинное скрюченное тело покрывало серое холщовое рубище, заткнутое в заплатанные шерстяные штаны. На плечах восседала сильно поношенная медвежья шкура. Но сильней чем в одежде возраст проявлялся в ее владельце. Я прощался со зрелым человеком, теперь же передо мной был старик. К седине волос и бороды добавлялся горб, руки и голова заметно тряслись, и, конечно, прежний отшельник раньше почувствовал бы мое приближение. Песчинку помешкав, зрачки лесника резко устремились на меня из-под густых бровей.

– А вот и ты, Арфир, – поздоровался Мирвин так, будто мы расстались свечу назад. – Пойдем в дом. Я вот грибочков набрал, как раз угощу.

Старик весело помахал перед собой доверху набитым лукошком.

Как повелось с первого посещения, я поприветствовал землянку нечаянным свиданием лба с черенком мирвиновой сохи. Рот непроизвольно извлек бранное слово, и мне пришлось извиниться за него перед Каридом.

– Ну, даже в темноте видеть не научили, – рассмеялся Мирвин, разжигая очаг, – и зачем уезжал, спрашивается?

– Язык ваш по-прежнему не промах, – прокряхтел я в ответ, устраиваясь на привычной лавке. – А я ведь и не надеялся застать Мирвина-садовника.

– Лжешь, юноша! – шутливо вскричал лесник. – Всю дорогу только и уповал на нашу встречу. Читать в родном городе, когда вокруг столько знакомых, которых ты знал полжизни и не знал полжизни, как тут не заявиться к дряхлому садовнику?

– У вас что, личные соглядатаи в городе? – растерялся я.

– Мне, Арфир, глядеть на тебя не обязательно самому или посредством кого-либо, ход твоих мыслей знаком мне, как любой из муравейников в лесу. Я бы даже заметил, что ты, мой мальчик, слишком предсказуем, а это выгодно лишь для твоих здешних врагов.

Мирвин высыпал грибы на стол и начал неспешно перебирать их.

– У меня нет врагов на Утесе, – возразил я неуверенно.

– В первый день ты бы ко мне не пришел. Значит, ты здесь не первый день, значит, есть.

Собравшись с мыслями, я как можно подробнее пересказал отшельнику свои встречи с воренком, харчевником, травником, советником, хозяином Дома игр, его помощником, бывшим кузнецом, деловым знакомым (только ли?) жены брата, братом и о гнетущей беседе с верховным лекарем. Несмотря на столько лет, я снова не чувствовал стеснения. Мирвин был единственным человеком на земле, которому я мог рассказывать без исключения все, не думая, что скрыть, а что выпятить, и за одно это дорожил нашей дружбой. И все же одного умолчания избежать было невозможно: о делах, покрытых печатью тайны чтецов, я, разумеется, не поведал бы даже старому другу.

В продолжение моего повествования лесник закончил с разбором грибов: отмежевал негодные в корзину, годные для засола в кадку, а годные для варки в котелок. Все эти действия он производил с неизменным насвистыванием, и со стороны могло показаться, будто он и вовсе не замечает присутствия гостя. Однако я знал, что столовая работа ни на миг не отвлекает хозяина от моего рассказа, и что он внимает каждой мелочи. Окончание повести о моих первых неделях на Утесе Мирвин дослушал, присев на соседнюю лавку. Едва я закончил, старик высказался живо по обыкновению: