Читать онлайн Дмитрий Меренков - Торпеды судьбы

История нашего мира – это история войн. Между людьми, между странами, между религиозными и расовыми отличиями. Везде, где можно вставить слово «между» возможна война. Словами оперирует литература, но она только описывает одну и туже войну – человека с внешним миром. Удары судьбы, как молот железу, придают форму характеру или плющат в лепёшку. Итог – ««жизнь в памяти людской» или «Ни сказок про вас не расскажут, ни песен про вас не споют!» Однако, литература не есть зеркальное отражение действительности, сказку сказывает сказитель, снабжая содержание субъективностью собственного сознания. Тоже происходит с песнями.

Писать автор начал в семьдесят лет, обнаружив разницу литературного описания (современные книги) той жизни, которой он сам жил, с пережитым. С накопившимися собственными воспоминаниями. Нельзя уносить их с собой. Слишком большие отличия в «подаче материала» о том времени средствами массовой информации от личных впечатлений. Даже «память человечества» Интернет страдает избирательностью! Неоднократно в поисках подтверждения собственным наблюдениям событий прошлых лет в интернете, автор сталкивался с замалчиванием конкретных фактов, не говоря уже об эмоциональной окраске отношения к ним.

Лет тридцать тому в далёкой стране Ботсвана принимал участие в чемпионате рыболовов-любителей по ловле карпа. Перед началом соревнования пытался знакомиться с участниками. Услышав «Я из Москвы» спортсмены буквально шарахались. Только годовалый дед, в смысле, в годах, не испугался поддержать разговор о рыбалке. На вопрос, почему он такой храбрый, ответил: во-первых, я югослав; во-вторых, мне уже 70 лет.

Оказалось, в Южно Африканской Республике 1998 года, а почти все рыбаки были работавшими в Ботсване гражданами ЮАР, знакомство с гражданином СССР открывало дорогу в тюрьму. Но 70-и летний югослав считал – поздно бояться. Автор с ним согласен. О том, что было, писать, как было. О том времени и тех людях.

Солнце и море встречаются довольно часто, практически каждый день. Обитатели побережья полагают это обыденностью и, занятые собой, не замечают ни того, ни другого. Отдать должное красоте явления способны только приезжие из резко континентального климата, с широко распахнутой душой и санаторной картой, избавляющей от повседневности. Два молодых, разменявших третий десяток (на каждого) мужчины, по определению, одесситами не были. По пляжу они не шли, а бежали трусцой, одеты были в новенькие спортивные костюмы, не вытянувшиеся на коленях, босиком. Ещё выдавали сияющие глаза, в которых плескалось море.

МОРЕ ПРОСЫПАЕТСЯ. А. Восточный

Солнце, только что проснувшись, бликовало на мелкой волне, добавляя блеск глазам. Одинаково рослые, подтянутые, со стороны казались братьями. Добежав, каждый со своей стороны, до здоровенного плоского камня, наполовину сползшего в зеленоватое мелководье, тормознули и начали сдирать с себя олимпийки. Посмотрели друг на друга поверх разделявшей скалы, тот что слева, спросил: Купаться будешь? Засмеялся Правый: Плавки дома забыл! А ты? Левый засмеялся тоже: Мама не разрешает! И хотя смеялись они вовсе негромко, и не одни – смеялось море, улыбалось солнце, гулявшие по пляжу отдыхающие останавливались позади троицы: два спортсмена и камень. В апреле Одесса только начинает обратный отсчёт до открытия сезона, отдыхающие принадлежали к той категории членов профсоюза, которым сбагривают санаторные путёвки в межсезонье, все возрастные. Опасаясь сквозняков они ещё не сняли пальто, шляпы и платки, жёлтый песок пляжа придавал пейзажу с их участием некоторую комичность.

Давай не разочаровывать зрителей. Начинай разминку – предложил Правый. И замолчал минут на пятнадцать. Темп, который предложил Левый, не располагал к беспечной болтовне.

Добросовестное размахивание руками, удары ребром стопы по рёбрам воображаемого противника, наклоны и уклоны корпуса, всё это под аккомпанемент яростных выдохов удержали зрителей до завершающих движений руками вверх и, медленно вниз, скользя вдоль туловища, выравнивая ауру. Тут старушки и старички вытащили руки из карманов и рукавов для аплодисментов. Признание сблизило физкультурников, войдя в море по щиколотки, плескаясь в ледяной (+8С) воде, представились: Володя. Дмитрий. Из Волгограда. Из Запорожья. Условились встретиться следующим утром и поспешили в свои санатории завтракать. Море осталось грустить одиноко, солнце тучкой прикрылось.

Так я познакомился с интересным человеком. Меня загнали в санаторий врачи, всю зиму пытавшиеся выяснить причину приступов головной боли и рассматривавшие направление в санаторий как лечение, а не только отдых. Диагноз Володи был словно списан с моего – переутомление. На второй-третий день утренних представлений для ставших постоянными зрителей, договорились вечером посидеть в баре на берегу.

Заведение претендовало на оригинальность, на полках за барной стойкой между бутылками красовались крупнокалиберные патроны ДШК и, к моему удивлению, начищенный до свечения в полумраке, снаряд «Шилки». Как бывший зенитчик, начал рассказывать об этой самоходной установке, потом о своих пушках, о службе в Казахстане и спохватился потрепавшись более часа. Спохватившись, предоставил слово Володе. Оказалось, срочную служил он в куда более экзотическом месте – в Кремле. Несмотря на уже выпитую бутылку лучшей в мире водки «Столичная», разглядел Володя мои сомнения и пригласил в свой санаторий «Звёздочка». Как доказательство того, что и теперь служит недалеко от Кремля, в комитете гос безопасности.

Можно лечить болезнь, а санатории того времени лечили больного. Находясь на балансе гос структур или крупных предприятий, санатории не делили пациентов на платных и бесплатных, назначая те процедуры, которые требовались. Врачи не надевали шоры узких специалистов, не избавлялись от непрофильных больных, а лечили недоступными вдали от моря средствами. Душ Шарко поливал телеса Министра той же морской водой, что и худенькую бухгалтершу этого министерства. Эта медицина пахла карболкой, а не деньгами. После курса санаторного лечения головные боли не возвращались, хотя лечились мы с Володей своеобразно. Чекист, а так он себя называл, назначил встречу у проходной «Звёздочки» в 10.00. Едва поздоровавшись, он сунул мне санаторную книжку со словами: Нарекаю тебя, раб Божий, Василь Григорьевичем, держи свою книжку. Будешь внештатным отдыхающим «Звёздочки». Побежали, у нас какие-то ванны через 15 минут. Азарт, как оказалось, штука заразная. Проникшись предстоящим приключением, приняв предложенные правила игры, я помахал книжечкой перед вахтёром санатория и превратился в нелегала.

Разницы между ландшафтом своего санатория и территорией легализации не заметил, клумбы в первоцвете апреля, аллейки, огороженные подстриженными кустами и крашенные белым корпуса. Это придало уверенности, входя в Корпус водных процедур уже хихикал над условностями: мой санаторий, чужой санаторий. Книжечка из плохой бумаги отвергает право собственности.

Володю в санатории знали все. Пока спешили по шахматной – белые и красные плитки, дорожке, с ним поздоровались десяток отдыхающих и две медсестры в белом. Тоже самое в корпусе: Здравствуйте; какая радость; чего изволите; я приготовила хвойные ванны; прошу. Оставив все вопросы на потом, вошёл в маленький предбанник и – почувствовал разницу! Зеркало до пола, полотенца стопочкой, тапочки-вьетнамки; пузырьки. В моём санатории всё (кроме зеркала) приносили с собой. Намотав на чресла самое большое полотенце, прошёл в ванную. Так и есть, как Володя рассказывал! Слева – здоровенное корыто с краниками, пенится зелёная жидкость, справа стенка выше роста, а прямо – проход для персонала. За ним капитальная стена с окнами вверху, выложенная желтым кафелем. Мокрая стена отражает мою фигуру расплывчатым пятном, придавая облику пикантность. А полотенце-то уже на табуреточке! Утратив самостоятельность суждений, инстинктивно прячусь под пенную поверхность, сознание возвращается вместе с любопытством. Погрузившись на манер крокодила – одни глаза на поверхности, рассматриваю зеркало противоположной стены. Справа машет ладошкой Володя, из пены вытарчивает ухмылка: А я что говорил?

Слева – входит укутанная полотенцем женщина. Подробнее сказать трудно, черты лица несколько расплывчаты, зато черты характера проявляются ярко: укрывшись пеной, она, как и Володя, машет ручкой. Всё замирает. Глаза сами собой закрываются, что бы продлить картинку погружения в соседнюю купель. Выход Афродиты из пены прозевал. Это туманное пятно на мокрой стене осталось самым ярким воспоминанием от посещения «Звёздочки».

Как говорил Клод Ренуар Гоген: Нам пальчик покажи, остальное дорисуем. Приняли душ Шарко и циркулярный, погрелись в солярии. Хлопнули по кислородному коктейлю и купили билеты в Оперу. Повезло несказанно, давали «Кармен-сюиту».

Все последующие санаторные дни лечение носило не обременительный, скорее развлекательный, характер. А вот последствия – приступы головной боли больше не повторялись.

Объяснение Володиной популярности оказалось простым, но поучительным. В день заезда, едва ступив на территорию» Звёздочки», он столкнулся с несправедливостью. Медсёстры перекапывали клумбу! Это называлось субботник. С присущей ему энергией, превратил уборку санатория в Праздник Первого Дня. Встречал прибывающих у проходной, поздравлял лопатой или граблями, фотографировал «для стенгазеты». Блефовал с пустым фотоаппаратом, но весело! А санаторную карту взял у поехавшего на экскурсию Васи, соседа по номеру.

Колыхание границы «Воздух-Вода» можно рассматривать с двух сторон. Сверху вниз и, сдерживая дыхание, снизу-вверх. Атмосфера позволяет проводить наблюдение за водной поверхностью между процедурами, куда входят санаторные завтраки-ужины, для этого нужно просто бездельничать на пляже города Одессы пока не закончится срок путёвки. Безопасно смотреть на волны, стоя на берегу. Гораздо интересней следить за событиями под водой, забравшись на выступающий в море мол или с причала. Тут тебе и бычки с усами, и мини крабы и прилипшие к бетонным сваям ракушки-мидии.

Водная среда иногда даёт куда больше возможностей: пасущиеся в ламинариях зеленушки; призраками скользящая на пределе видимости кефаль; развивающиеся водоросли на огромных валунах; крабы-песчаники на открытых участках дна; крупные рапаны и те же мидии, но это уже на глубине 10—15 метров. Нырни в солёную мглу и наблюдай подводный мир хоть до конца жизни. Правда, для не привыкших к водной среде он может наступить довольно скоро.

Ныряльщику без акваланга, то есть, в чем мать родила: маска; трубка; ласты – опасно смотреть вверх даже с пятиметровой глубины. Зелень морской воды едва позволяет разглядеть желтый блеск солнца, Страх больше не увидеть его сжимает сердце. Кажется, воздуха в лёгких не хватит, чтобы вернуться в переливающуюся всеми красками бытия газообразную среду.

Ласты сами засучат ножками неразумного новичка-ныряльщика и понесут к свету, оставляя внизу холодную, равнодушную мглу. Забудет про добычу, вылетит из моря пробкой.