– А вы разве не задыхаетесь?
Чёрт возьми, а ведь она права, снова ошеломлённо подумал Виктор. Своим простым словами она выразила то, что он переживал последнее время. Он больше не мог писать посреди всего этого шабаша. И читать современных авторов тоже не мог, не говоря уже обо всей этой бульварщине и детективщине, ничего не дающей уму и сердцу, расплодившейся безбрежным океаном и заполонившей рынок. Современные авторы, даже самые достойные из них, были ему скучны. Они бесконечно пережёвывали эту серую, набившую оскомину действительность, пусть даже, иногда забавно, и фантасмагорично, и литературно изощрённо, а чаще тошнотворно мрачно и тягомотно, но не давали никакой перспективы, никакого света в конце тёмного тоннеля безысходной обыденности.
….Это как Свежий Воздух или как Зов, доносились до него слова девочки, который слышат только те, кто задыхается, кто уже не может больше жить в этом мире…
Вот и ваша Дина больше не могла… И я тоже уже больше не могу… Хотя маму и бабушку жалко, конечно… А ещё это как обещание какой-то новой жизни, радостной, светлой, свободной, где нет всех этих ужасных людей, смерти, болезней, войн… где нет границ, и все как дети… играют во Вселенной.
– Слушай, а может и мне с тобой туда…, – вдруг сказал он, – в Кратер, в их Мир. Как думаешь, меня пропустят? Может и Динку там встречу.
– Не знаю. Никто не знает, почему одних они пропускают, а других нет. И ещё от возраста зависит. Многие взрослые становятся такими замурованными и невосприимчивыми. Как камни.
– Да, пожалуй, мне туда путь уже заказан, – сказал Виктор, вспомнив о своём возрасте, который перевалил уже за сорок.
– Знаете, Виктор, а давайте вместе попробуем… Я буду держать вас за руку… А вдруг получится…
– Вот так вот просто?
– А чего тут сложности разводить? – вдруг весело сказала Ника. – Возьмёмся за руки и как… прыгнем!
Виктор рассмеялся и потрепал Нику по плечу. Похоже, какие-то добрые силы свыше решили поднять ему настроение и послали ему эту девчушку. И сердце вдруг ёкнуло. А вдруг и правда…
– Ну что же, с тобой я готов рискнуть. Попробуем подъехать к Стене и рванём.
Они снова помолчали некоторое время, глядя на проносящийся по обе стороны лес. Туман уже рассеялся, и из-за сосен показался краешек солнца, осветив всё вокруг багряно-розовым светом.
– Ты в школе сочинения писала про Герасима и Муму?
– Конечно.
– Школьник один написал в сочинении: «Герасим налил Муме щей!»
– Что-что?
Виктор повторил.
Ника помолчала пару секунд, а потом захохотала, как сумасшедшая.
– Ой, не могу… Как, как?! Муме… щей? – едва смогла произнести она, заливаясь хохотом.
Виктор тоже хохотал.
Ему не хотелось расставаться с этой девочкой, она вдруг стала ему близкой и родной за те несколько минут, пока они ехали вместе, словно встретил родную душу после «ста лет одиночества», хотелось говорить с ней ещё и ещё, хотелось сказать ей, что как это здорово, что он её встретил, и рассказать ей про Дину, и как он её любит, и как ему плохо без неё, но, увы, КПП было уже неподалёку.
– Виктор, вот здесь остановите, пожалуйста, – сказала Ника, выведя Виктора из задумчивости. – Отъезжайте от КПП километра на полтора, чтобы вас не было видно, и подождите меня на обочине, пожалуйста.
– Подожду, подожду, милая, не сомневайся, – сказал Виктор, останавливая машину.
– Не больше часа. Если через час меня не будет, то уезжайте.
