Я нерешительно кивнул.
– Если очень долго держать все в себе, Лео, то это не приведет ни к чему хорошему.
– Это отец попросил тебя со мной поговорить? – тихо спросил я.
Альвин удивился.
– Нет, просто… – он замялся. – Я вижу, что с тобой происходит. Вот и все. Бледный совсем стал, тощий, на метлу похож. Ты хоть спишь?
Я вяло пожал плечами. Мне не нужно было ничего ему объяснять насчет Ванденберга. Он был в курсе новостей. А кто не был? Не знаю, каким чудом нам с отцом удавалось скрывать все от мамы. Впрочем, интернетом она не пользовалась, предпочитая ему книги, а персонал больницы держал язык за зубами в ее присутствии, так что оставлять ее в неведении было проще, чем мне всегда казалось.
– Так что же случилось полчаса назад? – мягко спросил Альвин.
Он был так осторожен со мной, улыбался, смотрел прямо, но не сочувственно – это меня и подкупило, потому что к тому времени меня начинало тошнить от жалости во взглядах, направленных в мою сторону. Может, из-за этого я вдруг начал говорить, а, может, мне просто нужно было выговориться – я не знаю. Альвин не перебивал, он слушал с живым интересом и неподдельным вниманием. Я рассказал ему о панической атаке около школы, о том, как принял другого мужчину за Ванденберга, поделился своими страхами и тревогами, даже признался в том, что засыпаю только при свете ночника.
– Это нормально, – спокойно сказал Альвин, когда я закончил. – Нормально, что ты так себя чувствуешь. Я бы тоже боялся.
И я не выдержал. У меня внутри что-то оборвалось, лопнуло, скрутилось в тугой холодный узел. Я тихо всхлипнул.
– Нет, все не так, – шепнул я, сдерживая вновь подступившую истерику. – Не в этом дело. Я бы чувствовал себя лучше, я бы справился, если бы не…
Альвин немного напрягся, но ничего не сказал, а только кивнул, чтобы я продолжал дальше.
– Это была случайность, – выпалил я. – Случайность. Я не знал, что так получится. Я просто…
Альвин встал из-за стола, налил стакан воды и дал мне в руки. Он не вернулся на прежнее место, а опустился около меня на колени, чтобы поймать мой взгляд, потому что я опустил голову.
– Что ты имеешь в виду?
Я быстро облизал пересохшие губы, сжал стакан с такой силой, что заболели пальцы.
– Это я его выпустил, – зашептал я. – Из-за меня он сбежал.
Тогда я рассказал ему все: о поисках ингалятора, о десятках одинаковых дверей, о том, как я выбрал не ту, о взгляде Ванденберга и его словах. Я вывалил на Альвина правду голую и неприглядную, ужасно стыдную – от начала и до конца.
– Вот как.
Он протянул ко мне руку, погладил по волосам.
– Это действительно случайность. Ты виноват не больше того человека, который вздумал проводить допрос, пренебрегая соответствующими мерами безопасности. Ванденберг был без наручников? Был. Черт, Лео, я понимаю, что ты винишь себя, но подумай вот о чем: ты не мог знать. В чем твоя вина? В том, что ты хотел помочь человеку? В том, что кто-то оставил серийного убийцу одного?
Я поставил стакан на стол, так и не притронувшись к воде.
– Если он снова начнет? – тихо спросил я. – Если снова начнутся убийства?
Это беспокоило меня больше всего. Даже больше того, что Ванденберг придет за мной. Я думал об этом часами. Эта мысль не давала мне покоя с тех самых пор, как все случилось.
Альвин вздохнул и поднялся с пола.
– Будем надеяться, что он не совсем ненормальный.
– То есть?
– Не думаю, что ему сильно нравилось торчать за решеткой. Окажись я на его месте, я бы предпочел залечь на дно. Я бы предпочел сделать так, чтобы обо мне все забыли.
